Алла Лагутина - Московские джунгли

– Пусть милиция, там могут быть улики…

Она много смотрела сериалов про нашу милицию и заокеанскую полицию.

– Ребенок может быть жив, – сказал Нюргун Григорьевич, хотя сам в это не верил.

…Но щечка была розовая, ротик как цветок, у мертвых так не бывает.

Искра надежды, но все же, все же!

Он распахнул одеяло.

И девочка открыла глаза.

Сначала улыбнулась окружающим ее взрослым, потянулась со сна, потом пригляделась, не нашла никого знакомого и заревела.

Ее, конечно, отправили в больницу, где ребенок был признан здоровым. Единственный изъян – длинная царапина на шейке, слишком ровная, чтобы предположить, что девочка сама могла оцарапаться ноготком. Словно кто-то нарочно провел по коже лезвием, но без нажима, как бы намечая место для разреза.

Возраст определили – около двух лет, национальность – смешанная: не то эвенская, не то бурятская кровь смешалась с русской. А может, и якутская, у таких маленьких не поймешь. Хотя старая нянька-якутка говорила: «Нет, якутской крови у подброшенной девочки и капли нет».

В больнице здоровая малышка тут же заразилась коклюшем, потом краснухой, потом скарлатиной… Видимо, ее не прививали. И первые полгода своего сиротства девочка провела в инфекционном отделении. Там она получила имя и фамилию: Лилия Снежная. Красиво, романтично! Романтиком была главный врач инфекционного отделения. Отчество ей дали в честь дворника, который ее нашел, – Нюргуновна.

Все ее вещи были переданы в милицию, но что толку? Не в отделение же ФБР, где целые лаборатории исследовали бы шкуру, одеяло, одежду, подгузник. Нет, обычное отделение: там больше надеялись найти свидетелей того, как оставляли ребенка на пороге дома малютки. Но в новогоднюю ночь все сидели за столами и смотрели в телевизор, а в такой буран не было даже молодежи, которая иной раз выскакивает на улицу, чтобы продышаться от запаха оливье и водки и потанцевать на снегу. Никого на улицах не было.

Тот, кто подкинул ребенка, очень хорошо выбрал время.

Вообще, сам факт, что подкинули, не удивлял. Многие жили очень бедно, и лишний рот иногда оказывался уж совсем лишним. Но смущало, что девочка такая большая, и за ней явно хорошо ухаживали и хорошо ее кормили, и развита не по годам, хотя не говорит, но слышит, не глухонемая, так что молчание может быть последствием шока: оказалась в незнакомом месте, нет рядом знакомых людей. Смущало, что одета девочка была хорошо, явно не бедны родители. И больше всего смущала свежесодранная шкура оленя. Это вообще была какая-то странность и дикость, с какой и не сталкивались.

Следователь, Александр Лиховцев, которого назначили по делу подкидыша, был молод и еще не утратил любопытства. Он даже сходил к своему старому учителю, пенсионеру Эркину Талбановичу Николаеву, отработавшему в органах пятьдесят пять лет, и спросил, что он думает. Тот нахмурился: шкуру могли содрать, если повозка с оленями заплутала в буране и людям, в ней ехавшим, надо было согреться любой ценой. Еще в шкуру зашивали умершего ребенка, если он был очень дорог родителям. Зашивали в шкуру, потом в бересту и поднимали на ветви дерева – повыше к небесам, чтобы быстрее вознесся и вернулся обратно, желательно – в их же семью. Но эта девочка была жива… И кто сейчас путешествует на оленях на большие расстояния?

– Мистика тут какая-то. Чертовщина. Или шаманизм, – сказал старый следователь.

– Да какой шаманизм в наше время?

– Думаешь, шаманов больше нет? Они есть. Всегда были и будут. У всех: и у якутов, и у тунгусов, и у бурят. Везде, где шаманы были, они всегда будут. Есть явления, которые никакими карами не искоренить и никакой водкой не вытравить, запомни это, Саша. Тем более ты живешь не в Твери какой-нибудь. Тут в таких вещах разбираться стоит.

Не верить своему старому учителю молодой следователь не мог. Тем более что мелькнуло что-то такое в раскосых глазах старого якута…

– Эркин Талбанович, а вы шаманов видели? Настоящих?

– Видел, – вздохнул старик. – Раньше не рассказал бы и родному брату. И теперь не рассказал бы, он дурак был, засмеял бы. Тебе расскажу. Ты не дурак, смеяться не будешь, а любое знание полезно. Проводил я расследование в дальнем поселке. Таком далеком, что они жили даже на старый лад. Им построила советская власть новые дома, да в этих домах холодно, неуютно, и духов туда не переселишь. И они ставили юрты между этих домов. И оленей держали, и собак, все как встарь. И шаман у них был. Звали они его мужским именем, и одевался он как мужчина, и считал себя мужчиной. Да только это баба была. И такая красивая… Сашка, я за всю жизнь такой красавицы не видел. Молодая, чуть больше двадцати. Но у якутских шаманов так: бывает, в тело женщины входит мужская душа, когда они проходят это… В общем, превращение в шамана. А бывает – в мужское тело входит душа женская. Но это не как наши… ну, мужеложцы эти или бабы-коблы, а совсем другое дело. Там не от секса, а от души идет. И получается, что эта женщина как бы открыла окно в своем теле и впустила душу шамана. И стала мужчиной. Она могла бы даже жениться, но еще не полюбила никого.