Дуглас Коупленд - Эй, Нострадамус! [litres]

Хэттер, изменница, предала лучших подруг ради какого-то мужика!

Джейсон! Ты не какой-то мужчина. Ты – мой единственный. Однако ты таешь, как тает месяц перед рассветом. Может быть, завтра я тебя и не вспомню…

Ну вот, я опять на работе. Теперь уж в последний раз. Я сказала Ларри, что отрабатываю эту смену и ухожу. Бог знает, прочтет ли кто-нибудь мои слова. И все же вот что случилось.

Я клевала носом у дома Эллисон и только чудом успела заметить, как ее дочь выехала из гаража на красном «форде». Вскинувшись, я судорожно повернула ключ, схватилась за руль и последовала за ней по шоссе Маунтин, через мост Секонд Нэрроуз, повернула на улицу Коммишинер и поехала к центру города, мимо домов и консервных заводов, мимо груженных зерном, разрисованных и изгаженных голубями вагонов и исцарапанных окровавленных канистр с рыбными отходами, мимо автопогрузчиков и бетономешалок. К югу, за американской границей, возвышалась гора Бейкер – совсем как на заставках фильмов компании «Парамаунт», – а по безупречно чистому небу, видимо, для моего удовольствия, летели чайки и дикие гуси. Стоял ясный холодный октябрьский день. Не помню, чтобы я когда-нибудь прежде была так же внимательна к окружающему, как в тот момент, преследуя дочь Эллисон.

Глядя на ровную, как противень, гладь воды, я думала, что уже где-то такое видела. «Дежа-вю» – обманчивое чувство; оно как счастье: исчезает, стоит его распознать. А тут нет, держалось всю дорогу, почти полчаса. И я не чувствовала себя одинокой. Кто-то – призрак, что ли – сидел со мной в машине. В одном я уверена, это не Джейсон. Это был… нет, чепуха, больше в такие игры я не играю. Особенно после того, что произошло.

Так что же произошло?

Я проследовала за красным «фордом» до стоянки позади серого блочного здания – магазинчика принадлежностей для рыбной ловли. Магазинчик находился в маленькой промышленной зоне города, которую скоро обязательно облагородят; здесь уже появились художники. Дочь Эллисон заглушила мотор, вылезла из автомобиля, повернулась и уставилась на меня. Я тоже выключила мотор и вызывающе смотрела на нее в ответ, глаза в глаза, через разделяющие нас машины и асфальт. Джейсон как-то сказал, что взгляд в глаза – это самый близкий контакт с другим человеком. Забудьте про секс! Зрительный нерв – это фактически продолжение мозга, и когда два человека смотрят друг другу в глаза, они общаются мозг в мозг. Если бы у меня был тогда пистолет, то, не знаю, может, я бы даже ее и убила.

Потом что-то переломилось. Дочка Эллисон захлопнула дверцу, подошла к моей машине и сказала:

– Она вас обманывает.

Я даже не знала, что на это ответить.

– Дает вам глубже заглотить наживку.

Что тут скажешь?

– Меня зовут Джессика. Я знаю, зачем вы приехали. И могу все объяснить.

В ее голосе чувствовалась решимость сказать мне то, чего я не ожидаю и даже не хочу услышать. Я – сломленная женщина, и она это знала. Дочь Эллисон протянула мне руку. Я взялась за нее и вышла из машины. (Говорят, так идут «к свету», когда умирают.)

– Давайте сядем. Вот сюда. На клумбу.

Она показала мне на древнюю бетонную клумбу, которая крошилась, будто кусок сахару. Мы сели, и дочь Эллисон протянула мне пачку сигарет:

– Хотите?

Ждать страшных вестей тяжело еще и потому, что сразу переносишься в то время, когда боишься всего. Для меня это тринадцать лет. Тогда мне, нелюдимой девочке, мать твердила, что еще настанут счастливые дни, а я лишь хотела друзей, хотела тех, с кем можно было бы подурачиться. Совершать безумные поступки. Возможно, даже преступления. Может, поэтому я и пошла стенографисткой в суд. Поколебавшись, я сказала: да, возьму сигарету.

– Вы ведь не курите, да?

– Я уже второй раз за неделю слышу этот вопрос. Я хочу сигарету. И теперь я курю.

Она протянула мне сигарету и поднесла зажигалку.

– Мама рассказывает вам необъяснимые вещи, так?

– Так, – призналась я.

От затяжки кружилась голова, но это ничего. Я надеялась, сигарета обострит мои чувства.

– Только все не так, как вы думаете.

– До меня начало доходить прошлой ночью.

– Вы думаете, у меня роман с вашим парнем?

– Думала.

– И когда перестали?

– Минуту назад. Когда вы смотрели на меня из машины. Ваша совесть чиста.

– Боюсь, вам будет неприятно услышать, что я скажу. Если хотите, могу замолчать.

– Нет-нет, продолжайте. Я заслужила все, что вы скажете.

Две вороны сели на тротуар по ту сторону улицы и громко закаркали друг на друга. На дороге валялись иглы и презервативы: по ночам люди здесь торгуют собственным телом.