Михаил Полюга - Альпийский синдром

«Не отстанет ведь, – подумал я, покоряясь. – И в самом деле, вкусно. А утро… как-нибудь переживу утро».

Но растягивать удовольствие, чтобы рыбьего хвоста хватило надолго – литра на три пива, как это выходило у тренированных любителей, подобных Савенко, – я не умел. Уже после первого стакана измочаленный зубами хвост был отправлен мной на кучку со съестными отходами.

– Однако как вы продукт переводите! – Савенко с ласковой укоризной покачал головой и подвинул ко мне тарелку с последним кусочком селедки. – Не люблю, не люблю, – а ведь понравилось! А? Понравилось? Как говорится, водка без пива – деньги на ветер.

Разлепив губы в хмельной улыбке, я подставил собутыльнику стакан, и тот снова наполнил посудину пивом – уже выдохшимся, с тонкой пленкой подсевшей пены.

После второго стакана я стал ощутимо пьянеть: в теле появилась вялая истома, комнатка поплыла, воздух в ней сгустился и язык ворочался у меня все ленивее, все неповоротливее и уже не поспевал за тем, что мыслилось и роилось в моей голове. Савенко хоть и выглядел крепче и увереннее меня, но и он стал сбиваться и перескакивать с одной мысли на другую. А там и вовсе размяк, придвинулся, сочувственно и проникновенно завздыхал, взглядывая как бы опростевшими, налитыми алкогольной слезой глазами.

– Нелегко вам здесь будет, Евгений Николаевич. Если честь по чести… Раньше был Козлов, теперь на его месте вы. Что говорите? Нет, я не то хотел сказать, разумеется, вы на своем месте, кто бы спорил. Козлов был, Козлова нет. А коллектив остался. А коллектив, скажу я вам, – у-у, какой коллектив!.. Вот хотя бы Витька, шофер…

– А что Витька?

– Кто его на работу принимал? Козлов! Козлова нет – машина теперь где? В гараже машина. Не на ходу машина, а вчера ездила. Теперь – Саранчук. Еще год назад кем был Саранчук? Пфуй! Адвокатишкой! Строчил жалобы, в суде штаны протирал. Кто Саранчука подобрал? Опять же Козлов! Ну а что до Ильенко, там статья особая. Человек на хорошем счету, скоро шестьдесят, а тут снимают с работы прокурора. Соображаете? У старика был последний шанс вскарабкаться выше, но появляетесь вы – и кресло занято.

Я ошарашенно заглянул в мутные глаза Савенко:

– Так что же?..

– Коллектив не за вас. Раньше все было хорошо, привычно и понятно, а кто знает, как повернется теперь? Из всей прокурорской братии одна Любка в шоколаде. Она в обед чарочку пропустит, а после почту разносит. Козлову, разумеется, донесли, вот он и грозился ее погнать, да не успел, сам того…

Я спросил, а что Надежда Григорьевна Гузь? Ухмыльнувшись, Савенко скабрезно пошевелил в воздухе растопыренными пальцами:

– Там особые отношения, хитрые. Как-нибудь сами увидите. А пока… – Он заерзал на стуле, с трудом приподнял отяжелевший зад и, покачиваясь и лавируя в тесном пространстве номера, поплыл к двери. – На всякий случай – туалет в конце коридора… Сию минуту… Это все пиво, будь оно неладно…

«Вот так так: хитрые отношения!.. – глядя вслед грузно выплывающей из номера фигуре Савенко, подумал я с мутной, хмельной ухмылкой. – Наша скромница Гузь – и Козлов… Вот так так! А впрочем, он ведь вдовец. А что она? Есть у нее муж или она тоже вдова? Постой, почему обязательно вдова, почему не просто так?.. Это же надо: хитрые отношения!..»

Приглушенно-мягкий звук, будто на пол свалился куль муки, долетел из коридора.

– А, черт! Мышиный лаз, а не коридор: там стена, тут стена, – раздался гулкий голос Савенко, потом послышалось невнятное бормотание, похожее на сдержанное ругательство, и майор с трудом протиснулся в дверной проем номера, потирая ушибленное плечо и приговаривая сквозь зубы: – Говорил: гостиница – дрянь, дрянь и есть! А? Не попробовать ли нам самогона?

Язык у него слегка плелся, и на ногах он держался не очень твердо, но по выражению его алчущих и жаждущих глаз я понял: до конца еще далеко. Как бы его спровадить? – мелькнула вздорная мысль, но я тут же устыдился: не он – я позвал, и человек расстарался, кормит-поит, разливается соловьем. Нет, надобно терпеть, терпеть и ловчить: пригубливать, делать вид, что пью, а спиртное незаметно выплескивать под кровать, иначе утром умру, умру, но не встану…

Но самогон оказался на удивление пристойным, с привкусом мелиссы, мяты и зверобоя, – или мне показалось, что с привкусом этих трав. Как бы там ни было, я и не заметил, как опорожнил стакан, на четверть наполненный услужливым Савенко.

– Каково? А? А-а-а! – не спуская с меня мутно-возбужденного, но все такого же зоркого и цепкого взгляда, воскликнул он, едва я выпил. – Самогон – золото, а не самогон! Кстати, способствует мужской силе…