Нина Ищенко - Локусы и фокусы современной литературы

Война представлялась как бессмысленный всплеск агрессии, как самоуничтожение человечества, прорыв иррационального в сферу здравого смысла, высвобождение неконтролируемых инстинктов, капитуляция культуры перед лицом звериной человеческой натуры. В России и в коммунистической литературе вообще делался упор на другой аспект процесса: люди стали вести себя ужасно, но были силы, которые использовали это себе на благо, то есть, как тогда говорили, реакционные круги капиталистического общества привели мир к войне ради собственной выгоды.

Федин придерживается этой второй концепции, для него война – кровавое безумие и хаос, но хаос управляемый. Главный отрицательный герой – маркграф, офицер и дворянин, шире – один из хозяев старого мира. «Мелкие лавочники», на которых 15 лет спустя будет опираться Гитлер, тоже выписаны довольно ярко.

И еще в романе есть лицо войны, лицо в прямом смысле слова: это лицо казненного в Нюрнберге убийцы Эберсокса. Андрей видит голову Эберсокса в музее Эрлангена и макет головы на ярмарке в Нюрнберге летом 1914-го, в последнее мирное лето, когда все еще было прекрасно и умиротворенно. Потом это лицо появляется еще два раза в переломные моменты сюжета. Страшно пересказывать, уж лучше читайте сами.

Александр Фадеев. «Разгром»

«Разгром» Фадеева подтверждает ту мысль, что коллектив и эволюцию коллектива может показать только соцреализм, другие жанры такой задачи не ставили и поставить не могли. Он очень отличается от многих книг, что я читала до сих пор, и отличается именно развитием этой темы.

Толстой, конечно, повлиял на автора, это заметно, Толстого не надо указывать. Однако у Толстого вопрос взаимоотношения лидера и коллектива почти не разработан. Он совершенно правильно указывает, что один человек своим личным влиянием не в состоянии сдвинуть с места несколько тысяч или миллионов человек, но на этом и останавливается. Сила, которая движет коллектив, Толстому представляется бессмысленным хаосом, игрой случайных стремлений, целей и воль, в результате которых складывается какая-то совершенно непредсказуемая равнодействующая. Толстой не может ответить в рамках своей теории, почему в Европе эта непредсказуемая равнодействующая каждые сто лет ведет армии на Москву.

Природа этих сил не ясна Толстому, не ясна и его героям. Наполеон использует взаимосвязи лидера с коллективом интуитивно, он сам не знает, как и почему это работает. Ну Наполеон-то ладно, его дело было воевать, а не рефлексировать. Толстой тут остается в русле европейской мысли, ведь даже Гюго, в лице которого Франция осмысляет свою историю, пишет, что если бы возле какой-то фермы под Ватерлоо не было некоей канавы, история Европы пошла бы по-другому. Как мы видим, и европейские интеллектуалы в этих вопросах немного нам дают.

Фадеев же подходит к описанию указанного взаимодействия на совсем другом уровне. Главный герой, руководитель партизанского отряда Левинсон, знает, как работают эти силы, и использует их сознательно:

«Левинсон глубоко верил в то, что движет этими людьми не только чувство самосохранения, но и другой, не менее важный инстинкт, скрытый от поверхностного глаза, не осознанный даже большинством из них, по которому все, что приходится им переносить, даже смерть, оправдано своей конечной целью и без которого никто из них не пошел бы добровольно умирать в улахинской тайге. Но он знал также, что этот глубокий инстинкт живет в людях под спудом бесконечно маленьких, каждодневных, насущных потребностей и забот о своей – такой же маленькой, но живой – личности, потому что каждый человек хочет есть и спать, потому что каждый человек слаб. Обремененные

повседневной мелочной суетой, чувствуя свою слабость, люди как бы передоверили самую важную свою заботу более сильным, вроде Левинсона, Бакланова, Дубова, обязав их думать о ней больше, чем о том, что им тоже нужно есть и спать, поручив им напоминать об этом остальным.

Левинсон теперь всегда был на людях – водил их в бой самолично, ел с ними из одного котелка, не спал ночей, проверяя караулы, и был почти единственным человеком, который еще не разучился смеяться. Даже когда разговаривал с людьми о самых обыденных вещах, в каждом его слове слышалось: "Смотрите, я тоже страдаю вместе с вами – меня тоже могут завтра убить или я сдохну с голоду, но я по-прежнему бодр и настойчив, потому что все это не так уж важно…"»

Мечик очень актуальный персонаж, особенно последние двадцать лет. Городской интеллигентный мальчик, который упивается собой, не понимает, что делается вокруг, и из всей жизни отряда вынес только то, что эти люди озабочены только тем, как набить себе брюхо, и с таким же рвением служили бы и Колчаку. До того узнаваемо, я даже благодарна автору, что он не привел слова Левинсона, какими тот опровергает этот интеллектуальный шедевр.