Александр Бушков - Темнота в солнечный день

Здесь уже было довольно людно, так что приходилось, как в той кинокомедии, искусно притворяться порядочными людьми. Благо особого актерского мастерства это и не требовало. Образцовая советская молодежь вышла вечерком культурно прогуляться: костюмчики не мятые, туфли не грязные, причесаны гладко, рубашки расстегнуты не до пупа, а на пару пуговиц, не орали дурноматом занесенную с Запада идеологически вредную заразу, и уж тем более не шатались (два огнетушителя на троих – доза детская). Ну а ножики-складешки в карманах брюк советской общественности глаза не мозолили, да и у рабоче-крестьянской милиции нареканий бы не вызвали: солидных размеров были ножики, но сплошь законные, в магазине куплены.

Ножики были – чистые понты. Аюканская молодежь штакетниками дралась сплошь и рядом, если вовремя попадались под руку, самодельные кастетики тоже порой мелькали (вот за них можно было огрести неприятностей), а ножи пускать в ход в махаловке было как-то категорически не принято и для нормального чувака где-то даже и унизительно. Надеяться нормальный чувак должен только на кулаки – ну, порой и на штакеты с кастетами, в конце-то концов и колами, и свинчатками и в незапамятные царские времена дралась не только молодежь, а взрослые мужики. Однако по тем же неписаным этикетам нож нормальному чуваку прямо-таки полагалось носить на кармане. Желательно магазинный, от финок порой бывали осложнения вплоть до вышки – как у того-то в семьдесят пятом или у того-то этой весной…

Прошли мимо высокого, с колоннами, крыльца кинотеатра. Крыльцо пустовало – шла, если прикинуть, половина последнего сеанса. Фильмец крутили довольно старый – «Новых центурионов». Все трое его видели не по разу, все было обсуждено и обговорено, но Батуала все же проворчал, косясь на афишу:

– Кучеряво живет американская блатата. У каждого в кармане пушка, и в случае чего шмаляют по мусорам так, что шуба заворачивается.

– Мусора у них тоже не пальцем деланы, – лениво отозвался Митя. – Помнишь, какие у них карабинчики? Передернул что-то снизу – два выстрела есть, еще передернул – еще два. А вот представь – идет сейчас нам навстречу Карпуха с карабином на плече…

– С автоматом… – добавил Сенька.

Они дружно похохотали – невозможно было представить советского мильтона не то что с автоматом на плече, но даже с пистолетом в кобуре или с дубинкой на поясе.

– А уж машины у них… – мечтательно протянул Батуала.

– Помолчи, комсомолист, – откликнулся Сенька. – Тебе западную технику хвалить не положено, пусть и дальше красиво разлагаются…

Тема развития не получила. Батуала был единственным комсомольцем из троих, Митю с Сенькой в седьмом классе в передовые ряды сознательной советской молодежи не допустили: тут и по три двойки в четверти, и систематическая ловля за курением в укромных уголках школьного двора, и разнообразные художества, о которых и сегодня приятно вспомнить. Сразу не приняли, а потом как-то и забыли, схлынула волна, пошла рутина. Что им жизнь нисколечко не отягощало, наоборот: после уроков класс обреченно оставался на комсомольское собрание, а они, прихватив портфели, законным образом покидали школу и, перекурив в скверике, вольными пташками отправлялись по своим делам. Многие им завидовали. Единственное, значки у комсомольцев были красивые, что да, то да. А подковырки над Батуалой за его членство в рядах были такими старыми, что самим беспартийным давненько надоели и звучали чисто по инерции.

А потом и вовсе стало не до пустых разговоров – пройдя под арочкой возле кинотеатра, они оказались в старых охотничьих угодьях. Все внутреннее пространство прямоугольного квартала занимал этакий редкий лесочек, судя по хаотичности деревьев, работавший на версию, что это – не результат трудов какого-то довоенного коммунистического субботника, а, учитывая близкое соседство Дикого Леса, его кусочек, и промежуток между ними был когда-то сведен под корень для стройки домов и асфальтирования улиц.

Вот здесь и предстояло в который раз поохотиться на кысандеров. Специфика позволяла: район чужой, но дело даже не в том, что он проходняк, а в том, что добрых три четверти домов оказались новостройками, заселенными этим маем. Здесь попросту не успела сложиться крепкая кодла, державшая бы мазу, многие друг друга знали исключительно вприглядку, да к тому же их ровесники раскололись на «стареньких» и «новеньких», так что махались главным образом по этой подоплеке. А потому залетные здесь себя чувствовали вольготно, как мало где в городе…