Михай Фёльдеш - Приказ

Марошффи кое-что слышал о полковнике Вильчеке и почему-то представлял себе его этаким бегемотом, необыкновенно грузным человеком. Арц рассказывал о необыкновенных, прямо-таки героических подвигах Вильчека. За особые военные заслуги полковнику даже простили неожиданную смерть его любовницы, Эмилии Канеллы, которая якобы «свалилась в пропасть». Причем случилось это после того, как полковник Вильчек застал ее вместо с Леснаи, начальником оперативного отдела штаба. Все хорошо знали, что произошло с Эмилией, но разговоры и сплетни об этом сами по себе еще ничего не значили.

Капитан очень удивился, когда вместо воображаемого великана его принял внешне ничем не приметный человек невысокого роста. Марошффи по всей форме доложил ему о своем прибытии, но новый начальник, улыбаясь, замахал на него руками:

— Оставь, камарад, эти условности: мы уже давно отвыкли от подобного. Садись и рассказывай, почему тебя к нам направили, кому это ты так насолил? Или, может быть, здесь замешана женщина?

Марошффи не знал, что о нем написано в секретном пакете, который он привез с собой, да и, откровенно говоря, его это нисколько не волновало. Он довольно правдиво, сжато и без прикрас изложил причину, по которой впал в немилость, и своей искренностью сразу же завоевал расположение полковника Вильчека. Во всяком случае, полковник стал открыто симпатизировать капитану, хотя характер имел своеобразный и никто не мог сказать, как он поведет себя в дальнейшем. По своим политическим убеждениям полковник в равной степени считал себя одновременно чешским сепаратистом и лояльным австрийским монархистом, а его личная жизнь была полна страшных тайн. Теперь же, внезапно ощутив доброе расположение духа, он даже показал своему новому офицеру служебное сопроводительное письмо с грифом «Совершенно секретно», чем удивил Марошффи до глубины души.

— Камарад, — сказал ему полковник, — ведь я старый, тертый калач, если уж на то пошло. Но стать твоим убийцей я не хочу. Если бы я хотел выполнить приказ, который мне передали, то мне следовало бы немедленно отправить тебя на передовую, причем туда, где тебя в два счета ухлопали бы макаронники. Уж они тебя не пожалели бы! — Вильчек тут же сжег сопроводительное письмо, потом позвонил Франку и послал его за выпивкой.

Они выпили, закурили сигары, и Вильчек начал рассказывать капитану о своей части:

— Здесь, в моем полку, служат венгры, румыны, хорваты и австрийцы, все до одного скоты, каких свет не видел. Приблизительно половину моих офицеров составляют чехи, и, уверяю тебя, они ждут не дождутся падения монархии. — При этих словах полковник захохотал отрывисто, как-то коротко и пронзительно, словно заржал. — К сожалению, эти вонючие свиньи весьма нетерпеливы — они начинают роптать, ворчать, отказываются подчиняться приказам. И офицерам, и солдатам в равной степени надоело такое существование. Что касается солдат, то их я понимаю. Они жрут червивую конину, все время слышат артиллерийскую канонаду, ходят в тряпье, исхудали до невозможности. Ты удивлен, что все это я рассказываю тебе, офицеру генерального штаба? Теперь ты сам сможешь убедиться в том, что мы находимся при последнем издыхании, и это не выдумка, это сущая правда. Однако и среди нас все еще есть болваны, как Леснаи, которые петушатся на каждом шагу и всегда готовы проливать кровь за трон.

Марошффи только теперь понял, почему полковник так откровенен: причиной изгнания капитана он считал антимонархические убеждения Марошффи и поэтому счел его за своего, хотя сам придерживался несколько иных взглядов.

Посмеиваясь, Вильчек продолжал злобствовать по адресу Леснаи:

— Этот глупый осел никак не хочет донять, что проиграл партию. Правда я — чех и потому многие вещи воспринимаю по-своему, а он зачем-то клянется тысячелетним государством и никак не желает, да и не может, расстаться со своими глупыми иллюзиями. Но то, что вызывает радость у одних, обычно огорчает других. В жизни не бывает так, чтобы всем одновременно было хорошо. — Тут полковник вдруг вспомнил, что Марошффи по национальности венгр, и, словно оправдываясь, продолжал: — Согласись, что мы, чехи, тонкие политики. В Чикаго, Питсбурге, Риме — во всех этих городах мы в свое время устраивали необходимые сборища. Одна чешская дивизия даже сражается по другую сторону фронта, против нас, вместе с макаронниками. Неплохой оборот дела, а? Во всяком случае, заслуживают одобрения те, кто целеустремленно пытается вывести нашу страну из этого хаоса. Конечно, у нас есть Масарик и Бенеш, а у вас — Тиса и Векерле. Одни пытаются основать новое государство, а другие его теряют. Надеюсь, я ничего не путаю?..