Михаил Булгаков - Весь Булгаков [litres; сборник]

– Был. Вот и записка от доктора на билет.

– Билет тебе не полагается.

– А как же снимок? Ты, что ль, будешь делать?

– Я тебе не фотограф. Да ты не кашляй мне на бумаги.

– Без снимка, доктор говорит, непорядок.

– Ну, так и быть, ползи к начальнику.

– Драсьте. Кхе… кх!.. А кха, кха!

– Кашляй в кулак. Чего? Билет? Не полагается. Ты прослужил только два месяца. Потерпи еще месяц.

– Без снимка помру.

– Пойди на бульвар да снимись.

– Не такой снимок. Вот горе в чем.

– Пойди потолкуй с бухгалтером.

– Здрасьте.

– Стань от меня подальше. Чего?

– Билет. За снимком.

– Голова с ухом! У меня касса, что ль? Сыпь к секретарю.

– Здра… тьфу. Кха. Ррр!..

– Ты ж был у меня уже. Мало оплевал? Иди к начальнику.

– Здравия жела… кха… хр…

– Да ты что, смеешься? Курьер, оботри мне штаны. Катись к доктору!

– Драсьти… Не дают!

– Что ж я сделаю, голубчик? Идите к начальнику.

– Не пойду… помру… Урр…

– А я вам капель дам. На пол не падай. Санитар, подними его.

– С нами крестная сила! Ты ж помер?!

– То-то и оно.

– Так чего ты ко мне припер? Ты иди, Царство тебе Небесное, прямо на кладбище!

– Без снимка нельзя.

– Экая оказия! Стань подальше, а то дух от тебя тяжелый.

– Дух обыкновенный. Жарко, главное.

– Ты б пива выпил.

– Не подают покойникам.

– Ну, зайди к начальнику.

– Здрав…

– Курьеры! Спасите! Голубчики родненькие!!

– Куда ты с гробом в кабинет лезешь, труп окаянный?!

– Говори, говори скорей! Только не гляди ты на меня, ради Христа.

– Билетик бы в Москву… за снимком…

– Выписать ему! Выписать! Мягкое место в международном. Только чтоб убрался с глаз моих, а то у меня разрыв сердца будет.

– Как же писать?

– Пишите: от станции Зерново до Москвы скелету такому-то.

– А гроб как же?

– Гроб в багажный!

– Готово, получай.

– Покорнейше благодарим. Позвольте руку пожать.

– Нет уж, рукопожатия отменяются!

– Иди, голубчик, умоляю тебя, иди скорей! Курьер, проводи товарища покойника!

Первоначально кажется, что это крыса царапается в дверь. Но слышен очень вежливый человеческий голос:

– Можно зайти?

– Можно, пожалуйте.

Поют дверные петли.

– Иди и садись на диван!

(От двери.) – А как я по паркету пойду?

– А ты тихонечко иди и не катайся. Ну-с, что новенького?

– Нициво.

– Позвольте, а кто сегодня утром ревел в коридоре?

(Тягостная пауза.) – Я ревел.

– Почему?

– Меня мама наслепала.

– За что?

(Напряженнейшая пауза.) – Я Сурке ухо укусил.

– Однако.

– Мама говорит, Сурка – негодяй. Он дразнит меня, копейки поотнимал.

– Все равно, таких декретов нет, чтоб из-за копеек уши людям кусать. Ты, выходит, глупый мальчик.

(Обида.) – Я с тобой не возусь.

– И не надо.

(Пауза.) – Папа приедет, я ему сказу. (Пауза.) Он тебя застрелит.

– Ах, так. Ну, тогда я чай не буду делать. К чему? Раз меня застрелят…

– Нет, ты цай делай.

– А ты выпьешь со мной?

– С конфетами? Да?

– Непременно.

– Я выпью.

На корточках два человеческих тела – большое и маленькое. Музыкальным звоном кипит чайник, и конус жаркого света лежит на странице Джерома Джерома.

– Стихи-то ты, наверное, забыл?

– Нет, не забыл.

– Ну, читай.

– Ку… Куплю я себе туфли…

– К фраку.

– К фраку и буду петь по ноцам…

– Псалом.

– Псалом… И заведу… себе собаку…

– Ни…

– Ни-ци-во-о…

– Как-нибудь проживем.

– Нибудь как. Пра-зи-ве-ем.

– Вот именно. Чай закипит, выпьем. Проживем.

(Глубокий вздох.) – Пра-зи-ве-ем.

Звон. Джером. Пар. Конус. Лоснится паркет.

– Ты одинокий.

Джером падает на паркет. Страница угасает.

(Пауза.) – Это кто же тебе говорил?

(Безмятежная ясность.) – Мама.

– Когда?

– Тебе пуговицу когда присивала. Присивала. Присивает, присивает и говорит Натаске…

– Тэк-с. Погоди, погоди, не вертись, а то я тебя обварю… Ух!

– Горяций, ух!

– Конфету какую хочешь, такую и бери.

– Вот я эту больсую ходу.

– Подуй, подуй, и ногами не болтай.

(Женский голос за сценой.) – Славка!

Стучит дверь. Петли поют приятно.

– Опять он у вас. Славка, иди домой!

– Нет, нет, мы с ним чай пьем.

– Он же недавно пил.

(Тихая откровенность.) – Я… не пил.

– Вера Ивановна. Идите чай пить.

– Спасибо, я недавно…

– Идите, идите, я вас не пущу…

– Руки мокрые… белье я вешаю.

(Непрошеный заступник.) – Не смей мою маму тянуть.

– Ну, хорошо, не буду тянуть… Вера Ивановна, садитесь…