Эльс Бэйртен - Одного человека достаточно [litres]

– Прости. Тысяча извинений. Я опять в своем духе, язык без костей. Если бы ты знала, как я иногда сама от этого устаю.

Она глубоко вздыхает.

– Давно это случилось? Ты ее, разумеется, очень любила. Я бы тоже очень любила свою сестру. Кажется, сестры часто ссорятся, но у нас бы все было иначе.

Молчит.

– Нам бы было так хорошо вдвоем, – добавляет она.

Когда видишь, как она смеется, как танцует по твоему дому, легко веришь, что она со всем справится. Ты так думал и обо мне, Луи. Даже наш отец так думал. Ты можешь многого хотеть, но если весь мир против тебя – ты оказываешься в тупике. И я оказалась в тупике. Никто этого не понял. Даже ты, Луи.

– Слишком низко.

Она удивленно смотрит на меня.

– Пиаф. Ты поешь на полтона ниже, чем надо.

Я подхожу к ней. Отсюда тоже видно улицу. Я киваю ей.

– Начни сначала.

Ее лицо. Смотрит и не верит.

– Ты же хочешь в Париж? – спрашиваю я.

Понимаешь ли ты, о чем поешь, так я начинаю. С того, о чем ты всегда меня просил, Луи: сперва перевести текст, потом пересказать. Своими словами, добавляю я. Мои ноги дрожат. Я не впускаю в дом людей, и уж тем более я с ними не разговариваю.

Но можно ли петь Пиаф вполсилы? Или все-таки нет?

– Все или ничего, вот как нужно петь. Иначе собьешься с пути.

Опять удивленный взгляд.

– Ты же не хочешь сбиться с пути, – говорю я.

– Откуда ты черпаешь вдохновение. И почему бы тебе не стать писателем.

– Не раскрывай все свои секреты. Ты должен выиграть эту гонку.

– Ты не только самый опытный среди них всех, ты самый талантливый.

– Самый сильный из всех. Ты.

– А что, у тебя правда нет секретов?

Смех.

Полдень едва наступил, а они уже набрались. Вскоре заходит речь о Жюльетте. Как ужасно, что она все сидит там. В конце концов, Вилфрид, стащи ее с этого стула, и она пойдет за тобой. Я кручусь как уж на сковородке, пытаясь им объяснить, что нет, она за мной не пойдет.

– Хотите знать мой секрет? Для начала, три «Т»: Талант, Техника и, да, Толика удачи. Может подвести живот, может лопнуть шина в неподходящий момент, и будь ты хоть прирожденный гонщик, гонка для тебя закончена. И еще одна «Т»: Тренировки. Именно четвертая – самая важная. При помощи этой четвертой «Т» ты и развиваешь свой талант, и улучшаешь технику, и сводишь неудачу к минимуму.

Они уставились на меня с открытым ртом.

– Четыре «Т». Сам выдумал?

– Ну да, – гордо говорю я, – молодым ребятам надо выучить их наизусть, а то в воскресенье я не возьму их с собой.

Они смеются.

– А ты суров.

– А они что, жалуются?

Совсем нет, наоборот. Каждый день подъезжает еще пара человек. Сперва выпивают, потом заводят разговор. Разумеется, про гонку. Вскоре они смешиваются с завсегдатаями бара, а потом и с остальными посетителями кафе. А я молчу и разливаю пиво.

Что, любой может держать кафе, говорите?

Я сомневаюсь.

– Вилфрид?

Пигалица. Смотрит мрачно.

– Слышу, ты рассказываешь про свои четыре «Т». Они не работают. Я упражняюсь даже по ночам, но ничего не выходит.

Ну черт же возьми. Еще чуть-чуть, и начнет лить слезы. Где Этьен? Если кто и может втолковать, что она преувеличивает, то это он.

Горячее шоколадное молоко. Всегда помогает.

Я быстро иду на кухню. Ставлю молоко на плиту, кидаю в него шоколадку, перемешиваю, пока она не растает, и выливаю в большую кружку. Беру печенье, и вуаля.

– Выпей целиком, – говорю я, – давай. Делай, как говорю.

Она берет у меня кружку и печенье, садится за столик.

Я тоже беру стул.

– Слышал, как ты упражняешься. Звучит отлично.

Она качает головой.

– А что говорит Этьен?

– Что и всегда. Что к нам приедет народ со всех концов страны.

Понимаешь?

Глубоко вздыхает.

– А я буду там стоять совсем одна.

Ее папа. Разумеется, она скучает. На ее месте я бы тоже скучал, особенно сейчас.

– Ты не провалишься от того, что будешь на сцене одна. Наоборот, ты засияешь. Ты понятия не имеешь, как здорово поешь, Лили. Единственное, о чем стоит беспокоиться, – это что у тебя заготовлено недостаточно песен для выхода на бис.

Наконец на ее лице появляется улыбка.

Звонит телефон. Я снимаю трубку.

– Твоя мама.

Улыбка исчезает. Она трясет головой.

– Это же твоя мама, Лили.

Она неохотно встает.

– Всего пять минут.

Не успеваю я вернуться за стойку, как она бросает трубку.

Это не пять минут, хочу я сказать, но молчу, потому что она уже натягивает куртку. И в следующую секунду выбегает за дверь.