Энн Наполитано - Милый Эдвард [litres]

В любом случае, Эдвард, я надеюсь, что ты здоров. Я ценю, что мне есть кому писать письма.

С наилучшими пожеланиями,

– О, это здорово, – сказала Шай, явно испытывая облегчение. – Привет, Гэри.

– Привет, Гэри, – повторил Эдвард.

В следующем письме Эдварда просили поехать в Алабаму, чтобы обнять прикованную к постели мать одного из погибших. Он задумался над тем, каково это – склониться над постелью хрупкой умирающей незнакомки и обнять ее. Закончив чтение, он протянул письмо Шай. Она принесла с собой блокнот и собралась делать заметки, чтобы потом внести все данные в электронную таблицу.

Другие два письма предлагали Эдварду выбрать профессии, которыми занимались покойные: стать медбратом, стать скрипачом. Одна женщина просила его каждый день перед сном молиться за ее мужа: она приложила к письму рукописные псалмы, которые, как полагал Эдвард, он и должен читать.

– Ты не сможешь сделать столько вещей сразу, – сказала Шай.

– А может, смогу?

В процессе чтения каждого письма Эдвард думал: я должен это сделать. Должен играть на скрипке. Должен больше улыбаться. Должен научиться ловить рыбу. И в конце каждого письма он чувствовал, что уже потерпел неудачу.

Милый Эдвард.

Моя мать недавно познакомилась с тобой в Вашингтоне. По всей видимости, она подвезла тебя и твоего дядю до машины. Она хотела, чтобы я или мои братья пришли на слушание, но мы все сказали ей, что слишком заняты. Думаю, мы просто запрограммированы отказывать ей в любой просьбе в качестве наказания за наше детство.

Мой младший брат находится в реабилитационном центре, так что у него была уважительная причина. Что я делал в тот день? Читал Уильяма Блейка. Я мучаю мать, заставляя ее платить за мою вторую докторскую степень по поэзии. Я говорю ей, что это ее вина, потому что она все время твердит нам о важности искусства, имея в виду хобби для богатых людей, а не призвание для собственных детей.

Когда я читаю стихи, я забываю о своих родителях, и это то, что я пытался сделать в день слушания. Я пытаюсь забыть о катастрофе, пытаюсь забыть, что я происхожу от двух разрушительных человеческих существ. Но меня беспокоит мысль, что я должен был быть в этой машине, когда ты сел в нее, потому что я должен сопровождать пожилую мать на подобные мероприятия. Кроме того, я знаю, что ты – последний человек, видевший моего отца живым, если предположить, что ты проходил мимо его места или видел его в инвалидном кресле в аэропорту. В том, чтобы просто быть рядом, есть поэзия.

Ты, наверное, удивляешься, почему я послал тебе это письмо. С тех пор как умер мой отец, я каждый день заставляю себя что-то писать. Я хочу создавать вещи, а не просто изучать их. В хороший день я пишу стихотворение, но в трудный просто веду переписку. И сегодня я написал тебе, чтобы соединить живые точки между мной, моей матерью, моим отцом и тобой.

С уважением,

– Ты скажешь миссис Кокс, что ее сын написал тебе? – спросила Шай, прочитав письмо.

Эдвард покачал головой. Это письмо относилось к другой категории: к ней также относилось признание школьного секретаря, рассказавшего ему о том, как она в детстве кормила аллигаторов, или откровение партнера Эдварда по лабораторной работе, поведавшего, что он хочет стать оперным певцом. Тайны, исповеди – они священны. Он будет хранить их, не отрывая от груди.

Эдвард посмотрел в сумку затуманенным взглядом, когда Шай сказала:

– Надо прерваться. Мы прочитали больше десяти писем.

– Не думала, что ты продержишься так долго, – сказала миссис Тухейн отражению Эдварда в зеркале.

Эдвард только что сел на атлетическую скамью. Слова учительницы поразили его, ведь раньше, обращаясь к нему, она всегда выдавала только приказы, инструкции. Ему хотелось, чтобы Шай оказалась рядом и помогла верно интерпретировать слова миссис Тухейн, чтобы ответить на комментарий должным образом.

– Продержусь?..

– Я думала, что ты бросишь тяжелую атлетику и побежишь плакаться директору. Я была готова поспорить на деньги, что через две недели ты уйдешь отсюда.

Эдвард покачал головой, все еще смущенный.

– Но разве это не обязательные занятия?

Миссис Тухейн поставила маленькие металлические пластинки на оба конца штанги, которую Эдвард собирался поднять.

– Я делаю тебе комплимент, малыш. Ты занимаешься этим уже несколько месяцев. Ты крепче, чем я думала. И ты становишься сильнее.

Эдвард разглядывал свое худое тело в зеркале.