Энн Наполитано - Милый Эдвард [litres]

Настоящий Эдвард – не тот, кто всегда пытался вести правильный диалог, – сказал:

– Ты будешь разочарована, когда я превращусь в нормального ребенка.

– Уже слишком поздно, – ответила Шай. – Ты никогда не будешь нормальным ребенком.

Это звучало правдиво, и Эдвард испытал облегчение.

– Я тоже ненормальная, – продолжила она, будто бы отвечая на незаданный вопрос.

– Отлично, – сказал Эдвард с энтузиазмом, заставившим его покраснеть.

Шай вернулась к блокноту, и Эдвард почувствовал, что ему стало легче дышать. Его грудь расслабилась. Когда часы показали десять, он взял костыли и поковылял в ванную.

Эдвард уже лежал в спальном мешке, когда Шай внезапно спросила:

– Интересно, как долго тебе разрешат спать здесь? Я слышала, как женщина в продуктовом магазине спросила маму об этом. Взрослые чувствуют себя неловко, потому что мы не совсем подростки и уже не дети. Возможно, скоро нам запретят спать вместе. Всем будет проще, если мы будем вести себя, – она иронично изобразила кавычки, – приемлемым образом.

Эдвард пристально посмотрел на нее:

– Откуда люди в городе знают, где я сплю?

– Сплетня. Космос. – Должно быть, она заметила выражение его лица, потому что мгновенно прибавила: – Можешь спать здесь столько, сколько захочешь, я отобьюсь от них. У меня это отлично получается – когда нужно, я могу быть дико невежливой.

По почте пришел большой конверт не менее пяти сантиметров толщиной. Лейси присела на диван рядом с Эдвардом и вскрыла письмо, но едва прочла строчку, как листы упали на пол. После чего тетя достала большую синюю папку.

– Что это такое? – спросил Эдвард, одновременно изучая заголовок на лицевой стороне: «Личные вещи пассажиров рейса № 2977».

– О боже, – испугалась Лейси.

В письме говорилось, что если Джон и Лейси обнаружат какие-либо предметы, принадлежащие семье Адлер, то смогут получить их.

Лейси раскрыла папку на середине и увидела фотографию золотого браслета с шармами: Эйфелева башня и плюшевый мишка.

– Не понимаю, – сказал Эдвард. – Эти вещи пережили крушение? Столько вещей?

Лейси кивнула.

– Они не расплавились? Не взорвались?

Тетя постучала пальцем по папке.

– Хочешь взглянуть?

В ушах Эдварда щелкнуло знакомое стаккато.

– Нет, спасибо. Не сейчас.

Позже Эдвард слышал, как тетя и дядя спорили на кухне. Джон сердился, что Лейси открыла конверт перед ним.

– Господи, – сокрушался Джон. – Наша работа – защищать его. Ты видишь, как он подавлен? Доктор Майк говорит, что мы должны быть очень, очень осторожны.

Голос Лейси становился резче.

– Я не хочу лгать ему. Я думаю, что он должен все знать.

Родители Эдварда регулярно ссорились, но эта ссора звучала по-другому, печальнее и отчаяннее, как будто Джон и Лейси находились на склоне горы и были недостаточно подготовлены. Похоже, они прекрасно понимали, что один из них или оба могут потерять хватку и упасть в любую секунду.

Дядя продолжал:

– Эдвард не готов осознавать что-либо. Еще слишком рано.

– Конечно, он еще не готов. Никто никогда не готов к чему-то настолько сложному.

Джон понизил голос, словно пытаясь изменить характер разговора.

– Лейс, успокойся. – Пауза, а потом: – Почему ты больше не называешь меня Медвежонком?

Но Лейси, похоже, не могла или не хотела менять тему разговора. Во всяком случае, ее голос зазвучал еще злее:

– Я не хочу, чтобы все выговаривали мне за то, что я не справляюсь. Я ничего не знаю о детях, и мне кажется, он это чувствует. Он даже спать здесь не хочет.

– Ты просто должна быть осторожна с ним. Ради бога, вот почему мы выключили телефон.

Это поразило Эдварда, он впервые осознал, что не слышал телефонного звонка в этом доме с момента своего приезда. Интересно, чьих звонков они избегали?

– Этот ужасный человек снова написал по электронной почте, что им нужны образцы ДНК для идентификации тел. Я должна позвонить дантисту Джейн и попросить образцы.

Джейн, подумал Эдвард. И только тогда он понял, что его тетя потеряла свою сестру точно так же, как он потерял своего брата. Джейн, Джордан. Джейн, Джордан.

– Перешли письмо мне. Я отвечу.

– Это моя обязанность. Она была моей сестрой.

Их голоса умолкли. Либо они вышли из комнаты, либо уши Эдварда перестали слышать.

Лето продолжалось. Мутное и, как казалось Эдварду, слишком солнечное. Эдвард посещал нервно покашливающего доктора, чтобы следить за ногой и весом, ходил к доктору Майку для работы над эмоциями и посещал физиотерапевта, чтобы выровнять походку.