Бенджамин Вуд - Станция на пути туда, где лучше

– Денег ты здесь не найдешь. Что ты с собаками сделал? Где они?

– Ничего. Я просто… я… – Я пошатнулся и, если бы не стол позади, упал бы.

– Ты чей – Эйдена?

– Нет.

– Эйдена, чей же еще? Я тебя здесь уже видел. Ты один из его приемышей. Ну-ка вали отсюда к дьяволу!

Выглянул из чулана отец:

– Отвяжись от него, старый ты дурень! Внука не признал? Это же Дэниэл! – На левом плече он держал чехол, как землекоп лопату, а с правого свисал холщовый ранец. – Где ты патроны теперь держишь? В ранце всего два осталось. Небось не раз куропаток стрелял, с тех пор как я уехал.

– Фрэн! Я ведь чуял, что это ты.

– Да неужели?

– Да. Сижу за столом – и вдруг на меня пахнуло какой-то гадостью.

– Эх, приятно вернуться домой!

Старик вдруг пошатнулся, оперся обеими руками о палку.

– Велел же, чтоб ноги твоей больше тут не было! Что с тобой говорить, что с овцами, все одно.

– Да, но на этот раз я Дэниэла привез, чтоб тебя задобрить. – Отец положил ладонь мне на голову, дернул слегка за волосы. – Весь в нашу породу, в Хардести, не находишь? И бычится совсем как ты, только взгляни! Бедняжечка. Надеюсь, перерастет. – Он положил чехол на стол. – Поздоровайся же с внуком, заключи его в свои медвежьи объятия!

Старик глянул на меня почти приветливо.

– Здравствуй, внучек. – И обратился к отцу: – Нутром чую, ты во что-то влип.

– Ничего-то от тебя не скроешь, папа.

– Рука у тебя в хлам, и штуковину эту достал, не иначе как для дела – тут и думать нечего.

Дедушка обернулся ко мне, лицо страдальчески искривлено. Раньше я его видел только на фотографии, была у нас дома одна-единственная, в подмоченном альбоме, – дедушка у камина, с моим отцом-подростком. Даже имени его – Пол Мартин Хардести – я не знал, пока не прочел в газете. Он очень изменился – высох, как-то сгорбился. Лицо сморщенное, скулы обветренные, на шее неровный загар – сразу видно, всю жизнь прожил в горах.

– Что он затеял? – Его журчащий говорок чем-то напомнил отцовский. – Только не говори, Фрэн, что по мне соскучился. – У него вырвался презрительный смешок.

– Мы ехали в Лидс, – сказал я.

Отец гневно сверкнул на меня глазами.

– Эй, что я тебе говорил в машине?!

– А что там, в Лидсе? – спросил старик.

– Для тебя – ничего интересного.

– Я не тебя спрашиваю, а его.

– Что за разговорчики – я тебе разрешал? Нет. Сядь. – Отец выдвинул из-за стола стул, толкнул по выложенному плиткой полу. – Папа, тебя ноги не держат. Колени отказывают?

Старик долго смотрел на него.

– Что тебе здесь надо, Фрэнсис?

– Садись – или я тебя сам усажу. Выбирай.

После секундного раздумья дедушка опустился на стул – нехотя, обиженно.

Отец тем временем расстегивал чехол.

– Так ты и не ответил, где патроны.

Из чехла он вынул ружье – коричневое, блестящее, как конский каштан. Увидев его, я охнул, но дедушка и глазом не моргнул.

– За вещами ты, папа, следишь, этого у тебя не отнять, – похвалил отец. И, полюбовавшись темным отполированным стволом, откинул его. Ствол переломился надвое. Отец достал из ранца два оранжевых патрона, вставил в ружье – с полным безразличием, будто батарейки в пульте менял, – и защелкнул ствол. И, целясь старику прямо в лоб, рявкнул:

– Где патроны?

– Хоть застрели меня, не скажу.

– Дело твое.

Старик задрал голову. Пошарив по столу, нащупал коробку сигар и зажигалку. Ногтем большого пальца откинул крышку – совсем как отец. Только отец никогда не прикрывал ладонью пламя зажигалки. Облачко дыма затуманило его лицо, в кухне запахло сбежавшим кофе.

– Хочешь? – предложил старик.

Отец опустил ружье, уперся прикладом в ботинок. Схватил коробку, прикарманил и, вытащив изо рта у старика сигару, затянулся.

– Где патроны? – повторил он, выпуская дым.

Старик посмотрел на меня с неподдельной жалостью.

– Когда-нибудь, – сказал он, сползая на краешек стула, – когда-нибудь, надеюсь, мы с тобой познакомимся как следует. По опыту знаю, если твоего отца нет рядом, то и дышится легче.

– Здесь я с тобой соглашусь, – поддакнул отец. – Говори, где патроны, а не то весь дом переверну! – Он снова вскинул ружье, держа в содранных пальцах сигару. Дуло почти касалось щеки старика.

Я что-то забормотал, зашмыгал носом.

– А на что они тебе? – спросил старик. – Двух тебе мало, я понял.

Отец невозмутимо попыхивал сигарой.

– Вот твое слабое место, Фрэн. Любую свою задумку ты считаешь удачной.

– Да неужели?

– Пожалуй, так.

– Нашел время меня поучать! Как тебе на стуле сидится, удобно?