Бенджамин Вуд - Станция на пути туда, где лучше

Грязная красная телефонная будка, откуда он решил позвонить, стояла на углу Мэйн-стрит и Боут-лейн, в закутке у кладбищенской стены. Должно быть, она и сейчас там. Возможно, ее стеклянная дверь еще хранит отпечатки его пальцев. Может быть, частички его слюны уцелели в отверстиях телефонной трубки. Нет-нет да и нахлынет тревога: не мешало бы вновь проехаться по нашему маршруту и продезинфицировать все, к чему прикасался отец, – на случай, если безумие заразно. Я начал бы с той телефонной будки в Спротброу, именно там впервые отчетливо проступили признаки его душевного расстройства.

Добирались мы туда в объезд. Когда катили по А1 под тихий, убаюкивающий голос Мэксин Лэдлоу, отец вдруг сказал: “Черт, уже столько времени?!” Часы показывали две минуты двенадцатого. Мы свернули на первом же съезде. Маршрут наш лежал через Донкастер и Понтефракт, а там и до Лидса рукой подать, но мы добирались через сонный городишко на юге Йоркшира. Глухая загородная дорога, двухполосная, справа и слева автосалоны. Отец заехал на автобусную остановку, выключил магнитолу.

– Дай сюда на минутку. – Он взял у меня атлас, разложил на руле.

– Что ты ищешь?

– Ничего, уже нашел. – Он швырнул атлас мне на колени.

Мы двинулись дальше, по виадуку пересекли канал – неподвижная гладь воды, по берегам рыбаки с удочками. На въезде в городок перед нами выросла церковь с колокольней, похожая на нашу родную. И церковный двор такой же – серая мощеная дорожка, лужайка с надгробиями, телефонная будка у ворот.

– Сойдет, – сказал отец. – Вылезем на минутку, разомнемся.

Машину он поставил прямо на тротуаре. Вдоль улицы, засаженной с обеих сторон деревьями, выстроились рядком магазины.

– Как думаешь, найдутся в газетном киоске “Винтерманс”? – спросил отец, выбираясь из машины. – Захолустье, стариков полно – думаю, шансы есть. – Он обошел машину спереди и заслонил солнце, будто туча. – Ну что, выходишь?

Я вылез. Когда мы шли в сторону кладбища, отец приобнял меня за плечи. Сделав полукруг, мы остановились возле замшелого надгробия. Не помню, что на нем было вырезано, – может быть, даже “Хардести и Хардести”.

– Вот что, погуляй здесь. Пробегись вокруг церкви, например. Ну а я позвоню.

– Может, я лучше в машине посижу?

Отец потрепал меня по макушке:

– Тоже мне путешественник!

– Не хочу, чтобы мы опоздали.

– Не опоздаем, сынок. На то мне и нужен телефон.

– Ты же говорил, у вас все по графику.

– Так и есть, все на месяцы вперед расписано. Вот что, я только… – Он шагнул вперед и до боли стиснул мне локоть. – Отведу-ка я тебя в машину.

– Можно кассету послушать?

– Только когда тронемся, – ответил отец. – А то посадишь аккумулятор. – Он взял меня за плечи, развернул лицом к дороге. – У тебя в сумке ничего другого нет?

– Солдатики, – ответил я.

– И все?

– “Лучшие из лучших”.

– Это игра для двоих.

– Можно и в одиночку… А еще у меня там фотоаппарат.

– С пленкой?

– Без.

– Ну и что от него толку? Куплю тебе пленку в магазине, пригодится еще.

– Во сколько мы должны быть на месте?

– Смотря по обстоятельствам, – сказал отец. – Мне говорили, к часу, но надо уточнить у начальства. Расписание съемок без конца меняется. И нет ничего дерьмовей – то есть хуже, чем если кто-то его нарушает. Потому мне телефон и требуется. Может, не сразу дозвонюсь до нужного человека. – Он врал как по писаному. – Доставай-ка свою игру.

Я сидел в машине с опущенными стеклами, на солнцепеке, и тасовал колоду “Лучшие из лучших: самолеты”. Отец закрылся в телефонной будке. Я разложил карты с пассажирскими самолетами в две кучки рубашкой вверх, для себя и для отца. Взяв его карты в руки, я пытался перевоплотиться в него, представить, какие характеристики самолетов для него важнее, какую изберет он тактику, – и лишь затем перевернул свои карты. И так, играя за отца, проиграл двадцать карт подряд.

А он все стоял в будке, курил и говорил. Голос был еле слышен – не шепот даже, а гул. Я проиграл еще десяток карт – стопка отца совсем истаяла. Голос его звучал все громче, настойчивей. В машине стало жарко, я снял свитер. А что, если сменить стратегию? Буду играть за него, но думать своим умом. Следующую карту он выиграл, и еще, и еще, и я приободрился – равновесие восстановлено. Четвертая тоже осталась за ним – против “Конкорда” не попрешь! И вдруг – бум-бум-бум! – три коротких удара в стекло будки. Я оглянулся. На стекле трещины паутиной, за ними не видно его лица. Я выскочил из машины – и к нему.