Малькольм Брэдбери - Обменные курсы

Она стоит в белом платье и овчинной тужурке и смотрит на Петворта, потом целует его в щеку, поворачивается и пропадает в толпе. Петворт тоже поворачивается, проходит в стеклянную дверь, мимо колченогого швейцара. В вестибюле толкутся какие-то восточные люди; шум и пустота, толпа и обезличенность. Петворт подходит к стойке, чтобы поменять идентьяыіі на ключ.

– Перверт, вы что, не знаете, который час, половина седьмого, – говорит девушка с залакированными волосами, сердито стуча по наручным часам. – Вы знаете, что пропустили свой телефон? Теперь уже поздно.

Он едет в огромном лифте и проходит мимо горничной в темный номер, пустое пространство для переполненной души. От коньяка во рту гадкая отрыжка, в затылке непривычно стучит, в чувствах – послеоперационная боль. Петворт снимает костюм, чувствуя: он что-то упустил, а может, ему чего-то недостает. Через десять минут он стоит голый в огромной ванной под свистящим, воющим душем, из которого хлещет то кипяток, то ледяная вода. Безжалостные струи лупят по голове, наполненной отзвуками официального завтрака. В запотевшем зеркале отражаются то бледные ягодицы, то вялая бесполезная висюлька спереди. Длинный день отнюдь не закончен. Предстоит еще собраться с силами, призвать на помощь светскость и остроумие, сделать лицо для личной встречи с мистером Стедименом.

Часы на ближайших правительственных зданиях и готических башенках дружно вызванивают семь. Петворт спускается по грубым ступеням в бар-погребок гостиницы «Слака», где должен встретиться с мистером Стедименом. Волосы у него мокрые после торопливого душа, голова тяжелая от дневных возлияний, душа скорбит: в один день он встретил и нашел, полюбил и утратил. Отодвигая занавес, Петворт рассчитывает попасть в атмосферу, отвечающую его душевному состоянию. Однако что-то изменилось в баръуу «Ромэн», вчерашнее убожество уступило место чему-то почти похожему на веселье. За баром-кибиткой стоит смеющийся цыган, проституток перед стойкой стало больше, сами они – ярче и оживленнее. Девицы сидят в рядок, хихикают и хлещут особливые напои; все они разом оборачиваются, чтобы взглянуть на Петворта из-под накрашенных век. На коленях у одной, новенькой, ярко-рыжей, приветственно тявкает болонка с бантиком на шее. За клетчатыми столиками спорится дело и звучит смех: заирский лес договаривается с украинским зерном, польская кожа – с индийским хлопком. Прокуренный воздух дрожит от светло-печальной музыки: от столика к столику идут, наяривая на скрипочках, два щуплых цыгана. Атмосфера разгульная, даже чересчур для человека, который не ищет разгула. Однако Петвортом движет дипломатический долг; он входит и медленно пробирается между столиками, оглядываясь по сторонам, высматривая второго секретаря британского посольства.

Задача обещает быть непростой. В качестве опознавательного признака мистер Стедимен назвал костюм, но именно эту форму одежды избрали для себя едва ли не все одинокие мужчины в баре, которые сидят, ждут, пялятся на девиц, смотрят в свои бокалы. Стедимен, очевидно, не хочет привлекать внимания. На взгляд Петворта, пока тот идет между столиками, никто из посетителей не похож на второго секретаря британского посольства. У одного пластиковая шляпа, другой курит сигару с пластиковым мундштуком. Этот что-то быстро пишет, щелкая калькулятором, тот уткнулся в «Пъртыуу Популятууу». Здесь китаец, там два негра. Стедимен или еще не пришел, или так замаскировался, что его не узнать, пока он сам не подаст знак. В одной из ниш освобождается столик, Петворт садится лицом к занавешенному входу. Через некоторое время рядом останавливается, поджав губы, официантка; Петворт заказывает шьвеппуу. Он еще раз оглядывает погребок; только смазливые потаскушки смотрят на него в ответ. Новенькая, крашенная хной, с болонкой на коленях, складывает губы трубочкой; Петворт делает вид, будто не замечает. Цыгане играют, посетители заняты своими делами, занавес время от времени приподнимается, входит человек в тюрбане, негр, мужчина в очках, мужчина в полиэтиленовом плаще – ни один из них не тянет на британского дипломата. Стедимен не идет, шьвеппуу не несут. Шлюхи болтают длинными ногами, Петворт смотрит на них и думает о белокурых волосах, батиковом платье, короткой поезде на трамвае, о горьком расставании, печали и одиночестве за напряженной суетой общественных мест.

Куранты на правительственных зданиях и готических башенках бьют половину, а Стедимена все нет. Петворт думает вернуться в номер или взять такси, когда занавес снова приподнимается. В дверном проеме, обводя взглядом шумное помещение, стоит высокий моложавый господин лет сорока. На нем костюм, в руке – сложенный зонт. Он входит, пристально смотрит на девиц у стойки, явно кого-то выискивая, и Петворт понимает, что в его истории этот персонаж уже фигурировал. Новоприбывший идет между столиками, и Петворт внезапно вспоминает, где видел и лицо, и костюм, и зонт. Этот самый господин налетел на него в дверях аэропорта, после махал (этим самым зонтом) вслед отъезжающему такси, когда Петворт, обернувшись, увидел профессора Рума, Катю Принцип и третьего загадочного незнакомца. Сейчас незнакомец уверенно идет по бару, коротко обращаясь к сидящим: к мужчине с черной пластиковой шляпой и к его соседу, который курит сигару с пластиковым мундштуком. Цель, очевидно, не достигнута: он переходит к мужчине с калькулятором, потом – к читателю «Пъртыуу Популятууу». Внезапно Петворт понимает, что цель новоприбывшего – он сам, и одновременно догадывается, кто же преследовал его в аэропорту. Он встает и направляется к человеку с зонтом, который, уже без прежней уверенности, нагнулся к одинокому китайцу.