Малькольм Брэдбери - Обменные курсы

Петворт вглядывается и видит, что сбоку от основной колонны, словно сам по себе, выступает не кто иной, как доктор Плитплов. Он шагает в костюме и белой спортивной рубашке с эмблемой на кармане и держит низко над головой большой черный зонт. Заметный в своей попытке сделаться незаметным, он крадется под трибуной, с которой Вулкани приветствует интеллектуальные войска.

– А теперь писатели! – кричит Любиёва, когда из-за Дворца культуры появляется следующая колонна.

– Как много, – удивляется Петворт.

– Ну конечно, – отвечает Любиёва. – Вы знаете, мы – читающая нация. Разумеется, некоторые из них журналисты, а некоторые делают только переводы, но есть много поэтов и прозаиков. Вы впечатлили?

Писатели и писательницы шагают по площади: из-за ограждения выбегают дети и дарят им цветы. В толпе хлопают.

– Ой, а вот и ваша королевна, – говорит Марыся Любиёва. – Значит, она в Слаке.

И впрямь, в колонне шагает Катя Принцип. Вид у нее цветущий, выражение лица, которое Петворт силится разглядеть, – спокойное и светлое. Несмотря на дождь, на ней черные очки, сдвинутые на прическу, и знакомое батиковое платье. Вокруг идут писатели, и хотя за литераторами обычно такого не водится, несут маленькие флажки, слаженно помахивая ими из стороны в сторону – то влево, то вправо. Над ними реют флаги побольше, знамена на древках, алые, синие, зеленые, белые и коричневые. А еще выше, невероятно огромные по сравнению с лицами демонстрантов, плывут увеличенные лица – бородатые и чисто выбритые, усатые и безусые – Маркса и Ленина, Энгельса и Григорика, Брежнева и Вулкани, этих писателей истории, без которых сегодняшнее торжество не могло бы состояться. Писатели уходят в дальний конец площади, к мавзолею Григорика, батиковое платье пропадает в толпе.

– Ой, смотрите, вот наши художники, – говорит Марыся Любиёва, дергая Петворта за плечо.

Это последний день Петворта в Слаке, завтра он уезжает, поэтому, когда народ расходится с Пляшкі Пъртыіі, есть смысл сказать Любиёвой, что остаток вечера ему бы хотелось провести одному. Он перекусывает в стоячем кафетерии, глядя на площадь перед гостиницей, где рабочие вешают новую вывеску «ШЬВЕППІІ», потом идет к замызганному телефонному аппарату, находит клочок бумаги с записанным номером и тщательно его набирает.

– Та? – произносит голос на другом конце провода.

– Катя Принцип? – спрашивает Петворт.

Наступает молчание, потом голос говорит:

– О, правда, это ты?

– Да, я, – отвечает Петворт.

– Хорошо съездил? – спрашивает голос. – Видел много мест в моей стране? Однако сейчас ты вернулся, кто-то мне сказал.

– Да, – говорит Петворт.

– И ты что-нибудь понял, надеюсь, да, ты был здесь не для забавы, – продолжает голос.

– Не знаю, – отвечает Петворт.

– А камень ты еще носишь? Или потерял?

– Ношу. Он на мне.

Снова пауза, затем голос говорит:

– А теперь ты хочешь узнать, чем кончилась история Дурака?

– Да, – отвечает Петворт.

– Подожди, я думаю. Мы не можем снова вернуться в то место, где лифт. Все теперь не совсем просто, я говорила, что так может быть. У тебя порядок?

– Да, – отвечает Петворт.

– Знаешь, я бы очень хотела тебя увидеть.

– А я – тебя.

– Конечно, мы в одной истории, – говорит голос. – Послушай, есть место, если ты сможешь найти. Знаешь, где собор Святого Вальдопина?

– Рядом с ТЭЦ? – спрашивает Петворт.

– Так вот, ты сможешь приехать туда, скажем, в три? У тебя есть часы? Зайди внутрь и стой возле алтаря, жди меня. Сумеешь найти это место, не потеряешься?

– Сумею, – отвечает Петворт.

– Я ждала здесь, – говорит Катя Принцип. – Знала, что ты будешь звонить. Конечно, я волшебница.

– Да, – соглашается Петворт.

– И я заколдую тебя снова. Езжай, жди меня там.

Петворт выходит на площадь, покупает билет в киоске с надписью «ЛИТТІ» и садится на розовый трамвай в сторону Випну. В вагоне тесно, едут дети с флажками и цветами после демонстрации, но все они постепенно выходят. Трамвай грохочет по мосту имени годовщины 15 мая и дальше к рабочим многоэтажкам. Петворт вместе с двумя последними пассажирами выходит на трамвайном кольце у ТЭЦ, на заболоченной низине у реки Ниыт. Вблизи собор не впечатляет, тем не менее Петворт идет к почерневшей каменной стене. Времени в запасе еще много, поэтому он находит вход в крипту, платит влоску и спускается в глубокий сводчатый подвал, где рядами висят иконы. Мрачные застывшие лики смотрят на Петворта из краски, позолоты и темперы, силясь выразить боль, веру и любовь, сокрытые в их житиях. Почти три, время искать ту, которую ему так хочется снова увидеть; Петворт выходит и поднимается на высокое каменное крыльцо, усыпанное конфетти после недавней свадьбы. Дальше глубокая торжественная темнота, потрескивают восковые свечи. Свет из центрального купола падает на фрески, на лепнину, золото и серебро огромного алтаря, глубоко вдающегося в неф, словно для того, чтобы надежнее сберечь сокрытые в нем тайны. Собор почти пуст: две-три старушки в платках стоят на коленях в боковых приделах, несколько туристов с фотоаппаратами бродят в полумраке, где-то в глубине бубнит священник.