– Да, не разрешено, – терпеливо повторяет Петворт. – Так что не разрешено делать?
– Висту аб стули, – говорит стюардесса.
– Попробуйте еще раз, я не понял, – терпеливо произносит Петворт.
Большой Петворт и приземистая зеленая стюардесса смотрят друг на друга, загнанные в лингвистический тупик. Потом стюардесса поднимает руки и крепко берет его за плечи. Для маленькой женщины она очень сильная. Она слегка поворачивает Петворта, толкает его назад и вниз, так что колени у него подгибаются, и он тяжело шмякается в кресло; боль бежит от копчика вверх, плащ падает на лицо. Что ж, жест – тоже язык, вероятно, даже исток всякого языка.
– Не разрешено вставать с кресла? – спрашивает Петворт, высвобождаясь из-под плаща.
– Та, та, – энергично кивает стюардесса и кладет плащ обратно на полку.
Оглядев салон, Петворт видит, что остальным это прекрасно известно. Хотя дверь открыта, трап подан и от двери с надписью «ИНВАТ» к ним едет синий автобус, все пассажиры сидят на своих местах, пристегнутые и безмолвные, как будто чего-то ждут.
Надо, наверное, пояснить, что доктор Петворт, сидящий сейчас с ушибленным копчиком недалеко от аэропорта «Слака», не тот лингвист, который свободно изъясняется на любом наречии. Он владеет несколькими языками, по большей части мертвыми: древне– и среднеанглийским, средневерхне-немецким и, если поднатужиться, старонорвежским и древнеисландским. Однако в основном он обладает лишь тем минимальным словарем, благодаря которому на протяжении веков англичане, запинаясь и кивая, говоря очень громко и медленно в надежде, что так их поймут повсюду, путешествуют по миру. Так, Петворт знает, как будет «чай» и «кофе» примерно на тринадцати языках, «пиво» и «вино» – на одиннадцати-двенадцати, «пожалуйста» и «спасибо» – на девяти-де-сяти. В научных целях он выучил достаточно много эскимосских названий снега. Туристические слова, такие как «музей» и «собор», путевые «таможня» и «регистрация», слова-выручалочки «еда» и «туалет», он без труда запоминает на месте. Он не путает норвежский с суахили; из языка индейцев хопи он знает столько же слов, сколько из греческого. Однако всё это примеры и иллюстрации; выучить и применить в жизни язык, на котором говорят и по которому строят жизнь, ему, будем честны, не легче, чем нам.
И это не всё. Петворт также владеет богатым международным субъязыком – социолектом, как сказал бы он сам, – состоящим из множества замечательных терминов, таких как идиолект и социолект, langue и parole, обозначающее и обозначаемое, Хомский и Соссюр, Барт и Деррида. С этими словами не обратишься к кому попало, зато они сразу устанавливают связь с коллегами по всему миру – если, разумеется, удастся найти кого-нибудь, кто достаточно владеет английским, чтобы проводить его к ним. Петворт, быть может, не полиглот, но он знает, что такое язык как Ding an Sich [6], в своей языковости. Он знает всё о том, каким образом мы, как языкоговорящие животные, говорим на языке. Если вы спросите его про аналоговую и цифровую коммуникацию, семантические компоненты или поствокальное /г/, он вам с огромным удовольствием объяснит. Он – эксперт в реальном, воображаемом и символическом общении между белковыми организмами, имеющими лингвистический интерфейс, как лингвисты зовут вас и меня. Про себя он знает tabula ли rasa его сознание до того, как заполнится языком, хотя непосредственно в нашей книге этого не расскажет. Возможно, вас такие вопросы не волнуют, но есть люди, для которых они очень даже важны, так что Петворт – ценный коммивояжер, предлагающий очень нужный товар, честный труженик на ниве единственного британского экспорта, по-прежнему востребованного во всем мире, несмотря на падение акций, рост цен на нефть, забастовки и промышленный спад. Идеальный британский продукт, не требующий ни труда, ни рабочих, ни сборочных конвейеров, ни запчастей, используемый повсюду для самых личных и самых общественных целей. Мы называем его английским языком, он всем нужен, и доктор Петворт – признанный эксперт в его преподавании. За учебниками по TEFL и TESOP, TENPP, ESP и ЕАР, на которых стоит имя доктора Петворта, давятся в магазинах по всему свету, от Финляндии до Огненной Земли. И вот почему сейчас он сидит с кислым вкусом конфетки во рту, с ноющим копчиком в аэропорту города Слака, дожидаясь, когда можно будет достать из-под кресла сумку с лекциями и встать.
Да, петворты нужны всегда, ибо разве язык – не всё? Грамматика аэропортов – язык: перемещения техники, структурированные действия, когда серые заправочные цистерны въезжают под крыло, ассенизационная машина – под брюхо, радиоволны пощелкивают и операторы производят ручной набор. Код прилетов и отлетов – язык, хотя в природе языка функционировать по-разному в разных культурах. Так, в одних обществах открытая дверь самолета – сигнал пассажирам, что можно выходить. В других, как в этой, она означает нечто иное, например, что сейчас войдут военные.
Читать дальше