Сарина Боуэн - Полутона

В самый последний момент я смещаю вес на правую ногу и сгибаю колени. Чудом поворачиваю.

Однако мои лыжи пересекаются. И я падаю. Снова.

Двое ребятишек примерно пяти лет проносятся мимо меня, лежащей на снегу.

Эрни подъезжает, присыпая меня снегом.

– Было хорошо. Ты повернула три раза.

– Результат, – вздыхаю я.

– Давай сделаем еще парочку заходов, – говорит он. – Потом пойдем в домик и закажем всю еду, что у них есть.

– Договорились, – соглашаюсь я. – Но Фредерик платит.

Эрни поднимает подбородок к невероятно голубому небу и смеется.

– Прости, – говорю я Эрни через полчаса, когда мы окунаем картошку фри в соус барбекю.

– За что?

Удрученно смотрю на него.

– За то, что наговорила в машине. Не мое дело, кто пишет песни.

Он окунает свой ломтик картошки.

– Знаешь, не каждый хочет быть на виду.

– Наверное.

– Правда. Ты когда-нибудь думала, почему он такой одинокий?

– Что? – Я таращусь в его большие карие глаза.

– Он не завел ни одного хорошего друга за последние десять лет, – говорит Эрни, попивая колу. – Если ты Фредерик, тебе вечно приходится думать, чего хотят от тебя люди. Женщины хотят увидеть свое фото в US Weekly или же его денег. Фанаты хотят фотографию, чтобы опубликовать свой лучший статус на «Фейсбуке». Он не может доверять почти никому.

Я играю с соломинкой в своем напитке.

– Тогда почему он сейчас не здесь, с нами? Нам с тобой можно доверять.

– Рейчел, – говорит Эрни, усмехаясь и потирая лысину. – Ты не думала поступать на юриста? Думаю, тебя ждет большое будущее в зале суда.

Через несколько дней Элис возвращается на работу в университетскую библиотеку. И я остаюсь в тихой компании дедушки Фрэнка. Он преподает в медицинской школе, а там еще каникулы.

– Мне дали список продуктов, которые надо купить, – говорит он утром, когда мы остаемся вдвоем.

– Я помогу, – предлагаю я.

– И нам, думаю, нужно для начала зайти в книжный магазин, – кивает он. – Там делают вкусный горячий шоколад.

Я уже обожаю этого человека.

– Пойду возьму пальто.

В магазине я покупаю книгу по программе теории музыки, которая у меня будет в следующем семестре, и мы садимся за столик в кафе. Напротив меня дедушка листает страницы The Economist и отламывает кусочки от печенья, которое он купил на двоих. Оно размером с тарелку.

Потягивая латте, я открываю книгу. Новая страница, новое начало, новый урок. Чашка кофе и молчание моего дедушки. Эти две вещи помогают унять сердечную боль прошлой недели. На какое-то время я забываюсь, читая описание того, как человеческое ухо превращает звуковые волны в музыку.

Затем читаю об эксперименте настолько ботанском, что нужно не забыть рассказать о нем потом Джейку. Композитор в 1950-е годы записал несколько песен, каждую на разных музыкальных инструментах. Затем, соединяя их, он отбросил «начало каждой ноты» – момент, когда молоточек ударяет по струне фортепьяно, первый вдох звука флейты, вибрирующий момент гитарной струны, – и произошло кое-что странное. Слушатели, не получившие первые ноты, не смогли разобраться, какой инструмент играет. Даже профессиональные музыканты, прослушавшие записи, дали неверные ответы.

Я откладываю книгу, с трудом веря, что знакомый звук гитарной ноты без своей начальной доли может стать неузнаваемым. Готова поставить деньги на то, что за годы прослушивания гитары Фредерика я научилась узнавать этот звук всегда и везде.

Фредерик звонит мне теперь каждое утро, но я не отвечаю. Не хочу ссориться с ним, но пока не готова простить и забыть.

Все равно каждое утро он оставляет голосовое сообщение. Он не упоминает Рождество и негодование Элис. Вместо этого рассказывает мне разные новости: что он попробовал пиццу с моей любимой начинкой – луком и оливками – и что у Генри новая девушка.

В этих сообщениях он рассказывает мне больше, чем обычно. Я внимательно слушаю каждое. Но мое огорченное сердце не позволяет перезванивать.

– И пусть дедуля Фрэнк сводит тебя в «Вудъярд Бар-Б-Екю» за обжаренными корочками, – сказал он в конце последнего сообщения, не упоминая, почему не может сводить меня сам. – Удивимся через пару недель, – говорит он всегда в конце.

Наши отношения словно эксперимент, в котором что-то пошло не так. Может, мы с моим отцом никогда не научимся как следует слышать друг друга, потому что столько раз в самом начале все обрывалось и ломалось.

ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ ГОЛОСОВЕДЕ́НИЕ – движение мелодии и голосов в разных направлениях: одного на верхние ноты, другого – на нижние.