Чжан Цзе - Тяжелые крылья

Заговорил заместитель министра Кун Сян:

— В конце концов, нужно помнить, что у нас коллективное руководство, у каждого есть заслуги, опыт работы. Нельзя допускать, чтобы выделяли только одного человека.

У Кун Сяна был сычуаньский выговор; когда он говорил, казалось, что в горле у него что-то бурлит. Круглые глазки холодно поблескивали за стеклами очков. Он ко всему относился с предубеждением. Люди искусства пытаются лезть в политику, в которой они ничего не смыслят. Если бы вновь наступили времена борьбы с правым уклоном, их бы живо записали в уклонисты и отправили в исправительный лагерь на перевоспитание, а то и расстреляли бы парочку. Он, Кун Сян, родину защищал, имеет два ранения и еще должен теперь якшаться с этой компанией. Смешно! Один выстрел, и все они наложат в штаны.

С тех пор как Чжэн Цзыюнь сделал доклад на симпозиуме по идейно-политической работе, его неприятные привычки стали еще больше резать глаза: носит накрахмаленные белые воротнички, всегда поддергивает складку на брюках, когда садится, уступает дорогу женщинам, вечно говорит «спасибо», «извините»… Но кроме этих внешне интеллигентских замашек у него нет решительно ничего, за что его можно было бы упрекнуть. А многолетний профессиональный опыт подсказывал Кун Сяну, что в любом человеке всегда есть к чему придраться. Это стало одним из его жизненных убеждений.

Доклад Чжэн Цзыюня врезался ему в память. Там не было ничего явно вызывающего, все казалось удобоваримым, но нутром Кун чувствовал, что в тексте таится какая-то опасность. И хотя речь шла о далеких делах в будущем, когда и Чжэн Цзыюнь, и он сам превратятся в прах, Кун Сяну было не все равно, он надеялся, что его-то праху люди все-таки станут поклоняться.

Атаковать Чжэн Цзыюня в лоб было бы неправильно, потому что у него сейчас сильные позиции — ведь он даже во времена «культурной революции», несмотря ни на что, говорил то же, что и сейчас. Но надо готовиться к тому времени, когда можно будет помериться с ним силами.

Замечательно! Слова Кун Сяна насчет превозношения только одного человека бьют прямо в десятку. Тянь Шоучэн чувствовал, что это новое оружие против Чжэн Цзыюня. И как умно сказано, гораздо умнее, чем высказался Сун Кэ: никаких отступлений в сторону, все четко как на ладони. Но почему же никто не поддерживает? Люди за эти годы сильно изменились, они теперь не верят ничьим словам, требуют подробных разъяснений, взвешивают все за и против. Никто уже не хочет набрасываться на заранее намеченную жертву.

В зале заседаний было тихо, только гудел кондиционер да вентилятор.

На диванах серые чехлы, стены пожелтели, давно просят побелки. На столах пепельницы — обычные и ручной работы, — полные окурков. Кругом усталые, оцепеневшие, погруженные в раздумье, нерешительные, хмурые, гневные лица. Тоска.

Кто-то включил кондиционер на полную мощность, и тот фыркнул прямо в лицо сидевшему перед ним Чжэн Цзыюню. Замминистра встал и пересел в кресло у двери. Напротив о́кна, но весь вид закрывают разросшиеся ветвистые тополя. Сквозь ветви проступает синее летнее небо, как будто изрезанное на мелкие кусочки. Но он все равно знал, что за этим тенистым занавесом существует бескрайнее небо. Синее небо! Его сердце радостно забилось.

Человек не может не находить себе опоры в природе. Наверное, это и есть гармония.

Нужно каждое воскресенье выкраивать время для прогулок. Взять и поехать в конце октября на Ароматные горы или весной в Вишневое ущелье. В Парке согласия [33] Парк согласия (Ихэюань) — летний дворцовый комплекс маньчжурских императоров, ставший после революции общественным парком. слишком много народа. До «культурной революции» Чжэн часто брал дочь с собой на охоту. Во время «революции» все охотничьи ружья отобрали, а теперь вернули. Да только его ружье уже состарилось, заржавело, как и он сам. Есть такой французский кинофильм «Старое ружье», очень хороший. И название у него символическое, несущее в себе печаль и в то же время силу. Ведь старое далеко не всегда означает ненужное, иногда оно как раз истинное, ценное, подлинное.

Спокойствие и невозмутимость Чжэн Цзыюня раздражали Сун Кэ. Чувства так распирали его, что он даже вспотел и вынужден был расстегнуть верхние пуговицы на рубашке — остальные пуговицы, казалось, вот-вот сами отскочат. Ему не нравился ход заседания, хотя с виду все было как обычно: острые вопросы сглаживались, замалчивались, чтобы потом концов нельзя было найти. Сам Сун Кэ не решался высказываться, потому что он здесь лицо заинтересованное. Если будешь много говорить, люди сразу почувствуют твое настроение.