Чжан Цзе - Тяжелые крылья

У парня явно руки артиста — большие, широкие ладони с длинными крепкими пальцами. В детстве он все же несколько лет учился играть на пианино. Совсем еще маленький, ногами до педалей едва доставал, но уже забывал над клавишами и про игрушки, и про еду. А теперь, когда Е Чжицю под настроение пыталась огрубевшими, непослушными пальцами извлечь из своего покрытого пылью пианино какую-нибудь мелодию, юноша тут же забивался в уголок, словно звуки инструмента внушали ему страх.

Ну что ж… Мо Чжэн давно уже не тот малыш в голубом фланелевом костюмчике. Теперь это высоченный парень, ходит в старой армейской шинели, купленной по случаю. А куртка у него вечно мятая, прежние пуговицы давно потеряны, вместо них пришиты новые — все разные и по размеру, и по цвету. Брюки длинные, сидят мешком, обе штанины порваны. Это из-за работы: он целыми днями стрижет кусты, поливает их, обрезает лишние ветки с деревьев, распыляет ядохимикаты — и при всяком неосторожном движении рвет одежду. Но несмотря на свой наряд, он с первого взгляда нравится девушкам — конечно, если они не знают о его прошлом. У него квадратный подбородок, энергично очерченный рот, ровные брови, чуть загнутые вверх у висков, что придает его лицу решительное выражение. Черные глаза, как и в детстве, огромны, а взгляд их кажется пристальным и немного холодным.

Мо Чжэн вытащил ногой табуретку из-под стола и уселся на нее. Табуретка громко скрипнула, будто жалуясь на тяжелую ношу. Е Чжицю встревожилась. Она много раз говорила приемному сыну, чтобы он либо починил, либо выкинул табуретку — иначе рано или поздно с нее кто-нибудь свалится. Мо Чжэн беззаботно отвечал: «Пустяки, вы только сами на нее не садитесь!» В конце концов Е Чжицю смирилась. Но каждый раз, когда он садился на эту злополучную табуретку, Чжицю все-таки испытывала беспокойство. Ох, любит он ее волновать!

— Что случилось? Не вкусно? — с притворным непониманием осведомился юноша, следя за выражением ее лица.

Тут только Е Чжицю распробовала борщ, улыбнулась и похвалила:

— Нет, отличный, так же как и твое французское произношение!

Ложка Мо Чжэна застыла в воздухе. Зачем мама напоминает о том, что связано с прошлым? Он не любил возвращаться мыслями к прежним дням, но воспоминания сами время от времени возникали как тени, липли к нему, преследовали его, доставляя немало беспокойства. Почти с остервенением он проглотил ложку борща, как будто хотел проглотить с едой и ненужные воспоминания. Потом энергично кусанул крепкими белыми зубами хлеб. Ровные брови недовольно взметнулись.

Неожиданно раздался грохот. Е Чжицю испугалась, решив, что это под Мо Чжэном сломалась табуретка, но грохот шел откуда-то с потолка — там что-то упало. Вслед за тем послышался детский плач, топот ног и приглушенный плач женщины.

По лицу Мо Чжэна пробежала холодная усмешка:

— Живут прямо по Горькому!

Е Чжицю перестала есть. Мо Чжэн опять спросил:

— Что случилось?

Приемная мать смущенно улыбнулась. Рядом с «многоопытным», невозмутимым Мо Чжэном она иногда казалась наивной и сентиментальной девочкой.

— Не могу я есть, когда люди плачут…

— Да вы просто христианка!

Е Чжицю рассердилась. Зачем он смеется над ее чувствительностью? Она встала и собралась было выйти из комнаты, но сын загородил собою дверь. Он стоял в такой позе, словно готовился к броску.

— Не надо, что вы можете сделать? Они чуть не каждый день дерутся!

Мо Чжэн говорил правду — у соседей наверху постоянно шли скандалы. Хотя люди они были вроде не вредные и детей вырастили довольно послушных, но в жизни у них что-то не ладилось.

— Поешьте еще, а то остынет! — мягко уговаривал Мо Чжэн, но Е Чжицю покачала головой. Ей решительно не хотелось больше есть, хорошее настроение улетучилось без следа.

Она села за письменный стол и стала просматривать газеты, которые накопились за время болезни. Привычным взглядом отмечала сообщения о завершении строительства, о том, что какое-то предприятие досрочно выполнило годовой план… Эти сообщения успокаивали ее, наводили на мысль, что очередной год скоро кончится. Но до конца семьдесят девятого оставалось еще больше месяца. Она вспомнила о статье, которую не успела дописать, и стала искать ее. Странно! Куда же она делась? Е Чжицю точно помнила, что положила рукопись в эту стопку. Может быть, в ящике? Она проверила все ящики письменного стола, там царил обычный беспорядок: записные книжки, письма, марки, кошелек с какой-то мелочью, служебное удостоверение, несколько футляров для очков, пузырьки с лекарствами и без — только терпеливый человек мог разыскать что-нибудь в таком хаосе, а Е Чжицю была как нарочно человеком нетерпеливым.