Анатолий Мухин - Диалог и другие истории

— За тебя пап, где бы ты ни был.

Они выпили. Сергей немного поморщился, а потом откусил маленький кусочек мяса, разделил его пополам и отдал половинку Роджеру.

— Я ж с ним так и не помирился. — прошептал Эдуард. — Я хотел, правда. А потом поздно стало. Представляешь, я ведь реально думал, что он старый дурак и ничего не знает в жизни. Особенно когда деньги пошли.

— Братиш, он зла на тебя не держал. Скучал, это видно было, но не держал. Да и не виноват ты что получилось так. Тромб — это страшная вещь. Просто страшная.

— Зато не мучился. А может оно и к лучшему. Что ни мама, ни папа, не видят вот этого всего. — Эдуард развёл руками, указывая на захламлённую, прокуренную комнату.

— А мне кажется, что они за нами смотрят. И какими-то знаками советы дают. Представляешь, у меня тут история была. Пошёл в ларёк, обходить дом лень было, ну я напрямик, через детсад пошёл. И в снегу валяется табличка с цифрой «38». Ну я думаю табличка и табличка. Но что-то у меня эта цифра из головы не вылезает. Сходил уже, всё, иду обратно. И вспоминаю, что мне нужно подписать до завтрашнего утра бланки по тридцать восьмому объекту. Я пулей просто домой. Всё сделал, распечатал, подписал, курьером отправил секретарше. Успел. Это вот не просто так.

— Да у нас в жизни всё не просто так. Давай наливай и пошли покурим на улицу. Ты прав, тут дышать совершенно нечем. Да и пса выгуляем.

На улице всё вокруг усыпано белым снегом, хрустящим под ногами. Роджер бегал от дерева к дереву, помечая территорию, а братья медленным шагом прогуливались по замерзшей деревенской улице, мимо высоких заборов и перекрёстков. Только где-то вдали горел светодиодный фонарь, намекая, что рядом есть цивилизация.

— Слушай, а я ведь курю. — признался Сергей. — И видеть не могу, как ты куришь эту гадость.

— Значит не сильно сработало опиздюливание. — усмехнулся Эдуард. — Что там у тебя?

— Эстонские. Хорошие. Будешь?

— Давай. Дина в курсе?

— Нет. Но кто-то у меня из пачки сигареты пиздит. Либо старший, либо она. У неё тоже на работе аврал. И нервная обстановка. Можно понять.

— Да гадость это всё. — Эдуард откусил фильтр и зажёг эстонскую сигарету.

— Эд, пошли ко мне в цех работать? — с надеждой спросил Сергей. — первое время поживёшь у нас, а потом мы с тобой ипотеку тебе на однушку возьмём, а? Продадим эту халупу — на первый взнос хватит.

— Эта халупа — дом мой. Здесь родители. Здесь мы. Тут моё место. Да и потом, братиш, что я у тебя делать-то буду?

— А тут ты что делаешь? Бухаешь целыми днями, да плачешь о прошлом? Работа пыльная, конечно, но это деньги. Встанешь на ноги. Может встретишь кого?

— Не хочу я никого встречать, Серёжа. Спасибо. Мой последний брак на всю жизнь отбил у меня желание жениться.

— А зачем жениться. Потребности же надо как-то удовлетворять.

— Надо, — рассмеялся Эдуард, — но прости, не приму я твоего предложения. Я сам.

— Вот ты эгоист, Эд. Просто, ебаный эгоист! — Сергей повысил голос. — Я понимаю, тебе плохо. Но ты же вообще, сука, с этим ничего не делаешь! Вместо того, чтобы причитать о своей жизни, согласился бы и наладил её. Тебя поуговаривать надо? Как тебя партнёры по ресторану уговаривали? Ну пожалуйста, Эдуард Сергеевич, давайте с вами не будем влезать в долги? Давайте лучше продадим ресторан и останемся хоть в каком-то плюсе. Ты ж меня на хер посылаешь, как тогда своих партнёров послал.

— Да никого я не посылаю. — крикнул Эдуард.

— А что ты делаешь? Тебе нужна работа — я её предоставляю. Ну не хочешь в мой цех — без проблем, в другой устрою. Будет у тебя полная от меня независимость. Сможешь даже с коллегами колдырить.

— Да не в этом дело, Серёж.

— А в чём? Ну объясни мне! В чём?

— Блядь. Не хочу я так, Серёж. Не хочу. Я был одним из важных людей в городе, понимаешь? Важным. Ко мне в ресторан все депутаты своих жён приводили. Жён, а не содержанок! Со мной бандюги, которые 90-е пережили за руку здоровались и благодарили за хорошее отношение. У меня был лучший ресторан в городе! Лучший. И я не виноват, что этот кризис, мать его, ебанул. Не виноват, что так вышло. Я старался на плаву держаться. Конечно, я сейчас жалею, что все бабки спускал. Жалею, что от стодолларовых купюр прикуривал. Жалею. Но я не знал. Не думал, понимаешь. И не могу я твою благотворительность принять. И не хочу. Мне и так стыдно, понимаешь.

— Благотворительность?! Какая на хер благотворительность? Мы же семья, ты сам сказал! Сейчас сказал!!! Ты мой брат, а я — твой. Благотворительность! Знаешь что?! Пошёл ты.