Дарья Гребенщикова - От меня до тебя — два шага и целая жизнь

Удрис остался жить в Евпатории и, выходя к морю, все писал странные пейзажи, теплые, как пятна спитого чая на льняной скатерти, и непременно — ангелов, с надутыми щеками и легким ореолом волос. Мальчика назвали Иоанн, впрочем, оба деда его звали — Яном.

Женечке Тузовой сорок два. Миловидная хрупкая блондинка, с девичьей фигуркой и вечно заплаканными блекло-голубыми глазками. Она — травести, и все еще играет роли мальчиков в утренниках, а мечтает о славе Джульетты Мазины, понимая, что Феллини она не встретит. В последний год ей удалось прибиться к долгому сериалу, где она, играя слегка выжившую из ума соседку, получает вдвое больше своей ставки в театре. Женечка замужем за Анатолием Тузовым, получившим к пятидесятилетию звание заслуженного артиста, и страшно гордится мужем. Анатолий грузный, на крепких ногах, громкий, заметный — его амплуа — полицейские начальники. В этой роли он убедительно стучит кулаком по столу, распекает «ментов», а дома умильно повязывает бантик киношной внучке. На самом деле он домашний тиран, тихий пьяница и бабник. Женечка держится за него, потому что их сын Виталик болен с рождения, а уход за ним стоит средств и времени. Младшая дочь, Вита, напротив, успешна, имеет прекрасный хватательный рефлекс и учится в театральной академии. Женечка любит Лёшу Чубарова, который молод, самоуверен, сероглаз и румян, как Лель. Лёша играет студентов в Чеховских пьесах и обаятельных преступников — в современных. Он женат на гримёрше того же театра, Нателле, темноволосой флегме, переспавшей со всем мужским составов труппы. Папа Нателлы в Моссовете, поэтому Лёша, получивший квартиру от театра, закрывает на это свои серые глаза. Он игрок, преферансист, пропадает ночами, чем пользуется Нателла. Лёша знает, что Женечка Тузова влюблена в него, и поддерживает эту запоздалую, по его словам, любовь. Он даже обещает, что женится на Женечке, но время идёт, а всё остается на своем месте. Режиссер театра, зная расклад сил в этом любовном многоугольнике, всегда ставит их троих — Женечку, Анатолия и Лёшу — в треугольник пьесы, с тем, чтобы они играли самих себя — убедительно для зрителя. То Женечка влюблена в Анатолия, а Лёша ревнует, то наоборот. Женечка счастлива быть на сцене рядом с Чубаровым, и, после удачной премьеры, охотнее одалживает ему денег, зная, что он никогда их не отдаст.

Когда Чубаров, бросив театр и Нателлу, женится и уедет в Черногорию, Женечка, выплакав свою любовь, заведет ризеншнауцера, окраски соль с перцем — как Лёшины глаза.

Сколько Лидочка помнила себя, к 23 марта вытаивал снег вдоль мостовых, и только лежал еще серыми, грустными сугробами в садовой глубине и кое-где задворками, по городу. Ручьи, прозрачные поверху, несли всякую легкую муть, щепу от колотых зимой дров да набрякшую водой темную ягоду с рябины. В марте еще топили, но только к ночи, а уже с утра грело так, что Лидочка просыпалась оттого, что щеки пылали. Входила, переваливаясь, нянька её, Пелагеюшка, крестилась на образа, раздергивала еще не снятые зимние гардины и всегда говорила одно и тоже, «вставай, Лидушка, вставай, ангельчик мой!» Сегодня, ко святым именинам, готовилось угощение, ждали в гости родню, а еще затемно маменька с папенькой и с сестрами ушли к ранней обедне. Именины почти всегда приходились на Великий пост, оттого не было веселой беготни и игр, как у старших — тем, по мнению Лидочки, повезло несказанно — Анисья выпадала на 30 декабря, а Мария и вовсе, на Казанскую, летнюю. Лидочка потянулась к нянюшке, обняла ее за шею, потерлась о её щеку, погладила по чепцу — нянюшка, как я люблю тебя, голубушка! А уж как я тебя, любимочка моя, баловница моя, пряничек мой, цветик лазоревый! Так они могли весь день обниматься-целоваться, но уже бежала горничная Стеша, крича, — родители с церкви приехали, пожалуйте к завтраку! Наспех умывшись, Лидочка ждала, что подадут новенькое платьице, нежно-кремовое, шитое у настоящей портнихи в Семеновских торговых рядах, но подали буднишное, короткое, да еще и в латках, со штанишками — как маленькой. Слезку, закипевшую в уголке глаза, нянюшка сняла пальцем — к вечеру, к вечеру, как маменька приказали, еще накрасуешься, стрекоза!

Завтрак был накрыт в парадной столовой, шторы были раздернуты, комната просто купалась в солнечном свете, и прыгали солнечные зайчики — отражаясь в зеркалах, и в тяжелом хрустале рюмок, выставленных в огромном буфете. Сервировали стол хоть и не парадным, в золотых ободьях с палевыми розами, сервизом, а тяжелым, с щербинами, «постным», но были выставлены даже горшки с расцветшими ко времени цикламенами и крокусами, оттого и воздух был наряден и свеж. Подали постных оладушек с ореховым маслицем, взрослые пили цикориевый кофе, а ей, Лидушке, подали чаю, забеленного миндальным молочком, да с кренделем, облитым глазурью. Дружно пропели ей «Многая лета», да и расцеловали любимицу, младшенькую, от души желая расти большой, умненькой и здоровенькой. Лидочка, желая быть паинькой, решила в этот день быть совсем хорошей и, дав себя одеть в теплую шубейку, покорно пошла на бульвары со старшей, Марией — гулять и растворять ручейки лопаточкой — Весну-красну торопить.