Сергей Ленин - Маленькие иркутские истории

Художественный фильм-спектакль «Маленькие трагедии» я был готов пересматривать сотни раз: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы». Каждое из этих произведений было посвящено определенной человеческой страсти, зависимость от которой никогда не приводит ни к чему хорошему. Как же это гениально описано! Вы известны и почитаемы в высшем обществе и в народе. А как быть остальным? Тем, кто тоже пишет и не прорвался пока к признанию. Что им делать для этого? Бытует расхожее мнение: для того чтобы литературному творцу стать всемирно известным, чтобы его произведения стали сверхпопулярными, а он бессмертным, автору нужно самому «завернуть ласты», или «крякнуть», как говорится в народе. Как вы к этому относитесь?

И я пытливо уставился на корифея литературного фронта и волшебника слова, чернила и пера. Клубы загадочного дыма стали подниматься вверх. Они огибали фигуру, очерчивая облик моего задумчивого собеседника, как мастихин или кисть сказочного художника, и расплывались в полутьме. Воцарившуюся паузу прервал голос гения:

— Ну кря.

Он даже не задумывался, ответил влет. Ай да Александр Сергеевич! Я смотрю на классика завороженно и думаю: «Как же иронично и чутко он уловил эту глубочайшую сакральную мысль, эту вселенскую тоску многих творцов по собственной популярности и признанию!»

Я об этом чувстве знаю не понаслышке из соответствующего круга общения. На моем окошке внезапно возникла световая проекция из недавнего прошлого. Как будто кто-то стал крутить старое черно-белое кино о творческих встречах на берегу Ангары. Ранее мне приходилось знавать много самобытных поэтов и художников. Об этом и было старое волшебное кино. Один из таких непризнанных гигантов читал свои стихи на усть-илимском взморье. Он держал в руке граненый стакан с водкой и, устремив свой взор на всплывшие со дна водохранилища деревья, пафосно декламировал: «Ветер, ветер, ты ветрило, ты не дуй мне прямо в рыло… Чтоб стишище писануть, надо малость бухануть».

Потом впадал в рыдания и причитал: «Нет, пока я не умру, моя поэзия не смогет штурмануть заоблачные дали. Только потом человечество будет взахлеб читать мои стихи и ругать себя за то, что при жизни не чтили сибирского поэта, что не уберегли его. Они будут горько плакать, что не смогут соприкоснуться с новыми моими произведениями, которые я уже никогда не напишу по причине своей безвременной кончины».

«Так че тянуть-то? Давай, грохни еще пару стаканов — и в омут безмерно талантливой головой… Может, и моя скромная личность войдет в мировую историю, типа Дантеса, как человека, укокошившего великого Николашку Румянцева — гения поэзии», — начал прикалываться над поэтом я.

Нет, это не глумление. Я просто прикалывался за то, что он придуривался надо мною, читая какие-то подзаборные строчки. При этом, я на всякий случай приготавливал на корме нашего суденышка спасательный круг и длинную веревку (вдруг понадобятся). От дополнительной порции водяры поэт отказываться не стал. Но прыгать в студеную ангарскую воду и тонуть там ему не захотелось. Он с хитрецой поглядывал на меня. Да и в женском общежитии девчонки уже заждались. Они очень уважали молодых писателей и поэтов из делегации иркутского обкома комсомола, участников фестиваля «Молодость, творчество, современность», проводимого совместно с газетой «Советская молодежь».

Клубы сказочного туманного облака переливались разными световыми оттенками и опускались вниз, освобождая мою комнату от тех неуклюжих молодых поэтических энергий, которые только что пробежали рядом. Вот мое сознание из путешествия в прошлое вернулось назад, где я продолжил разговор с великим литератором. Поэт сидел, откинувшись в моем кресле, его окутывали кудри серебристого тумана, клубящиеся откуда-то из-под пола, как из бездны веков. Они снова начали заполнять помещение.

— Сергей Алексеевич, дорогой, почему ты все время ко мне обращаешься на «вы»? Даже обращаясь к Богу, верующие говорят «Ты»: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь».

Александр Сергеевич, прочитав молитву, с грустной улыбкой посмотрел на меня. А я нервно залепетал:

— Мне, право, неловко. Я чувствую какое-то неудобство.