Антон Евтушенко - Симптом страха

После «Сатанинских стихов» Рушди с периодичностью в год были пущены в народ «Некрономикон» Абдулы Альхазреда и несколько работ Алистера Кроули, в том числе его известное «Евангелие от святого Бернарда Шоу». Было отсканировано и вычитано клубом:

Никос Казандзакис. Последнее искушение Христа.

Николай Псурцев. Голодные призраки.

Спустя десять лет после осуществления первой диверсии тайного клуба имени Хитоси Игараси, Анна Нэнси Оуэн продолжает скрываться под маской анонима. Нэнси продолжает носить маску, полагая, что время разоблачения ещё не наступило. Для свободного признания нужно сбросить страх, но именно страх сейчас культивируется, как никогда рьяно, симптомы заражения им общества видны невооружённым глазом, слишком очевидны, чтобы этого не замечать. В наше время бесконечных исторических саг война продолжается, размывая всё более границы объективного. Эти саги уже срубили (и срубят ещё) массу читательской любви. Вопрос, не боюсь повториться, в том, насколько она коррелируется с правдой? Поиск правды чреват открытиями, он может породить сомнения в том, во что мы прежде свято верили. Нужна ли такая истина? Время покажет.

В сентябре 2017 года в Москву по своим каким-то личным делам заехал на пару дней мой приятель и наставник по бегу Илья. Мой — значит, автора этой книги. С Ильёй — крупным, крепким, со стрельчатыми бравыми усами на энергичном, вечно хмуром лице — я водил знакомство годом раньше, когда оба готовились к весенним стартам мультигоночной «Лиги чемпионов». Мы быстро сошлись на почве общих интересов, и я, чувствуя мастерство и технику нового знакомого, уговорил его меня наставничать. Многие хорошие дела решаются спонтанно, и моё участие в полумарафоне стало неожиданностью для Ильи, который практиковал до этого легкоатлетические кроссы, но из солидарности со мной выбежал и «половинку» 67 67 забег на полумарафонскую дистанцию 21,1 км. . Честно говоря, Илья типичный контрол-фрик, то есть имеет определённое стремление, я бы сказал, на уровне инстинкта, доминировать во всём, что происходит в жизни. У кого-то эта тотальность направлена на окружающих, у кого-то внутрь, на самих себя. Из первых получаются монархи и вожди, а из вторых выходят менторы и пастыри. Илья расположился где-то посередине этой разносортицы, умудряясь совмещать в себе дихотомические качества порфироносца и наставника.

В институтские годы у него не сложилось достаточно любезных сердцу связей, и он женился только потому, что где-то у него было помечено: к двадцати пяти обзавестись семьёй. Семья рассохлась на третий год, и эти отношения катились по инерции, пока он не забредил триатлоном, вскоре перекинувшись на исключительно трейловые 68 68 от английского trail — тропа; спортивная дисциплина, подразумевающая бег по природному рельефу. гонки.

В спорте, в сути, нет ничего предосудительного ровно до тех пор, пока это не становится пунктом. Человек с пунктиком — скорее, оказия с ложной предпосылкой (а не простое чудачество, как многие думают), для родных и близких, ко всему, чудовищная провокация. С некоторых пор Илья живёт в лесу (идеальное место для бега по пересечённой местности на результат) в прогнившем деревянном срубе (не даёт прокрастинировать и развивает силу воли), в каких-то совершенно диких условиях, в которые он по очереди кунает отца, сына и бывшую жену.

Я не мог подумать, что моё участие в полумарафонской дисциплине будет воспринято учителем, как дерзкий вызов его ученика. Памятуя о его особенности (о которой я на тот момент не знал), можно прийти к полезному выводу: не удивительно и нормально, что Илья дал себе зарок пробежать через четыре месяца московский марафон. Удивительно было другое: двадцать один километр, которые я преодолел, откровенно, на изломе физических усилий, оказалась для него чем-то вроде прикидочного старта перед дистанцией, вдвое большей прежней.

Всё время высокоинтенсивной подготовки, с мая по сентябрь, Илья был моим соседом, снимая сорок квадратов «логова» в смежном подъезде. Частенько я захаживал к нему на мансардный этаж, и мы засиживались допоздна, гоняя крепкий и чёрный как дёготь чай под бормотанье радио. Оживляли нашу беседу споры не столько о спорте, сколько о литературе. Выходец из семьи потомственных интеллигентов, сын ленинградского профессора, лингвиста и словесника, он был до чрезвычайности ухватист в словесных пикировках, регулярно подлавливая меня в слабых местах теории литературы. Меня это раздражало, но и нравилось! Я видел в нём непререкаемый авторитет и часто просил (даже требовал) выступить в роли опального критика черновых набросков тогда ещё только нарождавшегося в моей голове будущего романа-палимпсеста.