Татьяна Василевская - Если бы

— Стекло разбил, паразит. А оно денег стоит. И вообще, что ж это добрым людям пакостить, камни в окно швырять. Безобразия. Непорядок. — подначивал сторож, предвкушая расправу над злостным нарушителем порядка.

— Это не он. Это я. — шагнул вперед Сергей. Филимонов старший остановился. Голубые глаза оглядели ребят по очереди, и полыхавший в них яростный огонь угас, как угасает догоревший костер. Легкая улыбка тронула его губы.

— Ладно. — сказал он. И повернувшись к сторожу добавил. — Слышал? Это не Димка. Еще чего?

В голосе его звучала насмешка. Сторож засуетился, пятясь от него бочком. Потому как, не сорвав свою ярость на сыне, Степан запросто мог выплеснуть ее на самого доносчика.

— Ну стало быть ошибся. Со всяким бывает. Давай Степан. Зла не держи. Мальчишки, за ними разве уследишь? — с виноватой улыбкой зачастил сторож, продолжая пятится. Добравшись до калитки, он опрометью выскочил на улицу и как можно быстрее похромал прочь от дома Филимоновых. Отойдя подальше, он замедлил шаг и направился к дому Сережиной бабушки. Не важно кто, а за разбитое стекло ему деньги вернут.

Поздно вечером Филимон улизнул из дома. Отец, напившись, спал поперек кровати, и, прошмыгнув мимо него, Филимон тихонько выскользнул за дверь.

Подойдя к дому Сережкиной бабки, Филимон тихонько свистнул их особым, секретным свистом. В окне показалась голова Сергея.

— Выйти можешь? — тихо спросил Филимон. Сергей кивнул и вылез к другу через открытое окно.

— Ну чего? Этот упырь небось к твоей бабке потом пошел? — спросил Филимон, хорошо знавший мерзкие повадки сторожа.

— Ага.

— А бабка чего? Всыпала? — поинтересовался Филимон.

— Всыпала. — улыбнулся Сергей. — Вовсю расстаралась.

Филимон посмотрел другу в лицо отцовскими холодными голубыми глазами.

— Серега. Я тебе хотел сказать. Ты теперь мой брат навсегда. И я для тебя, что хочешь сделаю. Вот. — сказал Филимон и, достав из кармана перочинный ножик, полоснул им по раскрытой ладони, глубоко разрезая кожу. От боли Филимон слегка поморщился. — Клянусь.

Сергей взял у него ножик из рук и тоже хотел разрезать руку, но тут из дверей дома к ним кинулась бабка.

— Да, что же вы делаете-то, паразиты окаянные! Да наказание, а не дети! Димка, у тебя вся рука в крови! Паршивцы вы несчастные.

Отобрав ножик, Бабка поволокла Филимона в дом перевязывать руку.

На следующий день Сережа не появлялся до обеда. Филимон несколько раз подходил к его дому, но все окна были задернуты занавесками, а стучаться в дверь, после вчерашнего, Филимон не решился. Ближе к вечеру он увидел Сергея идущего по улице навстречу к нему. Рука у Сергея была перевязана. Филимон улыбнулся.

— Ты чего, руку разрезал? — спросил он.

— Ага.

— А бабка чего?.

Сергей улыбнулся и пожал плечами.

— Выдрала.

Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Отсмеявшись они обнялись.

— Брат. — сказал Филимон.

— Брат. — сказал Сергей.

Филимон отвернулся от окна. В носу защипало. Я во всем разберусь, брат, мысленно пообещал он дотронувшись до ставшего почти незаметным с годами шрама пересекающего ладонь.

В Ленске он быстро получил нужную ему информацию. Удобно когда благодаря служебному положению можешь узнать то, что хочешь, не тратя лишнего времени.

Дверь открыл небритый мужик в грязной майке с мутными покрасневшими глазами. Видимо вчера перебрал, а сегодня похмеляется. Мужик уже открыл рот, что бы спросить незнакомца стоящего за дверью чего ему, собственно, надо и послать его куда подальше, но, встретившись со взглядом незнакомца, понял, что тот войдет независимо от того захочет этого хозяин квартиры или нет.

Филимон шагнул вперед и стоявший в дверях хозяин квартиры посторонился. Видя, что тот не двигается с места, Филимон сам закрыл за собой дверь. Он повернулся к застывшему как статуя мужику. На жирной потной шее быстро-быстро пульсировала жилка.

— Сейчас ты мне расскажешь, что и главное почему, случилось второго августа на дороге ведущей к колонии, и я просто уйду, а ты будешь дальше вести свою никчемную жизнь, мерзкого ублюдка. — почти дружески сказал Филимон. Он слегка наклонился к стоявшему напротив него человеку. Жилка на шее уже не пульсировала, она билась под кожей с такой силой и скоростью, как будто пыталась разорвать ее и выбраться наружу. Филимон с удовольствием бы взял эту толстую шею своими стальными пальцами и сжимал ее до тех пор пока жирный охранник не упал бы мертвым к его ногам с выпученными глазами и посиневшими губами. Но он пришел не для этого. Эта мразь была лишь орудием. Впившись в своего, пока еще ни сказавшего ни слова, собеседника пронзительным взглядом голубых глаз Филимон продолжил. — Но если ты, по какой-то причине не захочешь говорить, я сначала сделаю так, что ты всю оставшуюся жизнь, будешь ссать под себя кровью, а потом начнется расследование, того, что произошло. А у нас, как ты знаешь, даже инвалидов сажают. Так, что мочиться кровью ты будешь в тюрьме, где просто обожают представителей твоей профессии и ты сразу же станешь всеобщим любимцем.