Татьяна Василевская - Если бы

— Ты чего, м..к? — заорал первый. — Ему в спину нужно было стрелять!

— Он на меня бросился. — сказал второй, опуская вниз автомат, руки у него ходили ходуном. И все тело сильно дрожало как при лихорадке.

Увидев затуманенным взглядом, направленное на него оружие, почти ничего не соображающий Сергей, успел подумать, что это Зима опять зачем-то хочет в него выстрелить. Только почему-то у Зимы было совсем другое лицо. «Не стреляй, Зима. —хотел сказать Сергей. — Ты же не такой». Но слова не вылетали из его груди. А потом прозвучал выстрел и тело обожгло горячим пламенем.

Все также шумел ветер в кронах деревьев и пели птицы. И солнце продолжало освещать землю, равнодушное к человеческим делам.

Звонила секретарша.

— Дмитрий Степанович. — Вам звонок и Ленской колонии особого режима.

— Соедините.

В трубке щелкнуло и послышался голос замначальника Ленской колонии.

— Товарищ полковник.

— Слушаю капитан.

— Тут такое дело, товарищ полковник … — замямлил замначальника.

Филимон напрягся. Зачем этому человеку звонить ему? Может нужна ответная услуга?

— Да капитан, говорите, слушаю.

— Товарищ полковник, я по поводу заключенного, о котором мы с Вами говорили. Кречетова … — капитан снова замялся. Чувствовалось, что он вообще предпочел бы избежать этого разговора.

— Говорите, что там. — рыкнул Филимон.

— Ну в общем не довезли его к нам.

Рехнулся он там, что ли? Что значит не довезли. Везли-везли и не довезли.

— Да говорите уже, что у вас там. Что значит не довезли? — взорвался Филимон.

— Ну, в общем, попытка побега … — собеседник Филимона снова впал в ступор. Филимон вытаращил глаза.

— Какого побега! — заорал он. — Белены, что ли Вы там объелись?

Этот крик подействовал, запустив мыслительные процессы в голове замначальника колонии и он четко, без пауз и лишних слов закончил свою мысль.

— Заключенный Кречетов, при попытке побега, во время конвоирования к месту отбывания наказания был застрелен одним из конвойных, после того как Кречетов на него бросился. — говоривший на всякий случай отодвинул трубку подальше от уха, в ожидании, что его собеседник вновь разразится криками и бранью. Но в трубке была абсолютная тишина.

— Товарищ полковник!

Никакого ответа не последовало и капитан повесил трубку. Информацию он передал, а дальше пусть полковник уж сам разбирается. А вообще неприятная история вышла.

Филимон стоял сжимая в руке телефонную трубку, уставясь перед собой невидящим взглядом.

Выйдя из оцепенения он швырнул телефонный аппарат об стену с такой силой, что тот разлетелся на куски. Зарычав как дикий зверь, Филимон снес со стола все его содержимое.

Услышав шум в кабинете начальника, секретарша испуганно покосилась на дверь кабинета. Ее шеф, конечно человек не сдержанный, но такого, что бы в кабинете грохотало и, что-то билось о стены, еще не было. Через некоторое время дверь распахнулась и разбушевавшийся полковник пулей пролетел мимо ее стола.

Не задолго до окончания рабочего дня, так как шеф так и не появился и никто не знал где он, секретарша рискнула заглянуть в кабинет. Ее изумленному взору предстала картина полного разгрома. Вздохнув она вошла внутрь и начала прибираться. Нечего сор из избы выносить, вызывая уборщицу. Хоть начальник и малость того, но она была преданной сотрудницей.

Филимон спустился в подземный гараж. Ему нужно было место, где никого нет, что бы никто не вызвал санитаров из психлечебницы, забрать сошедшего с ума полковника ФСБ, впавшего в буйство.

Подойдя к кирпичной стене он ударил кулаком, что есть силы по твердой поверхности. На костяшках пальцев выступила кровь, но Филимон ударил еще и еще раз. Ему нужно было почувствовать боль, что бы выпустить наружу свою, которая была внутри него. Гораздо более сильная, чем та, что он испытал разбив руку о кирпич. Ему нужно было излить свою ярость, отчаяние, ненависть, иначе он мог не совладать с собой и наворотить много разных дел.

Филимон отдышался, на глаза выступили непроизвольные слезы. Рука горела, боль пульсировала отдаваясь в ней до самого плеча. Но Филимон был рад. Ему стало чуть легче. Он наконец снова смог дышать полной грудью. Пелена ярости, застившая ему глаза в кабинете, рассеялась. Он снова мог трезво мыслить. Теперь ему предстояло самое трудное. Ему предстояло найти в себе силы и мужество встретиться с женой друга.

Они сидели в скверике, неподалеку от ее работы. Вера сидела очень прямо. Пустой, отсутствующий взгляд был направлен перед собой. В никуда. Лучше бы она кричала, билась в истерике, орала, кидалась на прохожих, думал Филимон. Только не этот пустой взгляд, не это молчание. Она не плакала. Казалось, что она вообще утратила способность чувствовать. Безжизненная фигурка, сидящая рядом с ним на скамейке. Наконец, спустя наверное целую бесконечность, она медленно повернулась и взглянула на Филимона все тем же пустым взглядом..