Геннадий Дмитриев - Весь мир под крылом

— Ни фига себе! — удивился я. — И каким образом? А дядя мой здесь при чем?

— Вот в комитете и выясняют, какое к этому делу ты имеешь отношение, и причем здесь твой дядя.

Я докурил сигарету до половины, потушил в пепельнице, и взял еще одну. Голова шла кругом от таких новостей, так еще и в шпионаже обвинить могут.

— Да, этим ребятам человека обвинить, что два пальца об асфальт, — сказал я, — надо виноватых найти, вот ко мне и прицепились.

— Если бы им виновный нужен был, с тобой бы не так разговаривали, — возразил замполит, — закрыли бы на Бебеля и добивались показаний. Им важно источник утечки информации определить, и если ты в чем замешан, то им нужно связи твои отследить.

— Да, какие связи? Я что, с иностранцами встречаюсь? — я был поражен, ошарашен, вторая сигарета уже не показалась мне такой противной, как первая. Я курил, глубоко затягиваясь, а когда стряхивал пепел, обратил внимание на то, что пальцы слегка дрожали.

— Я не сомневаюсь, что ты к этому никакого отношения не имеешь, — сказал Владимир Петрович, иначе рассказывать тебе ничего бы не стал, но ты о нашем разговоре никому, понял?

— Понял, как не понять, — ответил я.

Вот и Новый год наступил, все как обычно, с елкой, с хлопушками, с шампанским, но мне было не до веселья. Я снова начал было курить, но подумав, что это ничего не решит, помучившись два дня угрызениями совести по поводу нарушенного обещания покончить с вредной привычкой, смял наполовину пустую пачку «Ту-134» и бросил в мусорное ведро.

В комитет меня больше не вызывали, время шло, но ничего не прояснялось, в голове возникали мрачные мысли. «А что, если и вправду, сбежать за границу? Попроситься с ребятами на Ан-2 до Измаила, а там угнать самолет и через Румынию, над морем, прямо к туркам, турки назад не вернут. А что потом? Скажу — отправьте меня к дяде в Америку, только не знаю где он живет, и под какой фамилией? Бред».

Прошел февраль, и как-то в марте, восемнадцатого числа, пришел в аэропорт только к обеду, проспал, все равно никакой работы у меня не было, целыми днями болтался без дела, и сразу же понял — что-то не так, что-то случилось. Мне никто ничего не объяснял, и я пошел к Владимиру Петровичу, он был мрачен, хмур, как туча, и непрерывно курил. По количеству окурков и обстановке кабинета понял, что со вчерашнего дня с работы он не уходил.

— Что случилось? — спросил я с порога.

— Готовимся гробы принимать, — прогудел замполит, — борт наш вчера во Внуково упал.

— Какой борт? — у меня внутри все оборвалось.

— 42444, Погода была скверная, минимум для взлета был, для посадки не было, сразу после отрыва от полосы загорелось табло «Пожар левого двигателя», ребята движок не выключили, набрали высоту 1500, потом выключили, стали на посадку заходить, дальний прошли с превышением, над глиссадой, и вправо уклонились, командир уменьшил газ, довернул влево, а выровнять уже не смог, обледенение, максимальный взлетный вес при посадке, так и столкнулся с землей, с левым креном. Пятьдесят семь пассажиров и стюардесса, остальные с разными степенями тяжести в больнице.

— Так, пожар был?

— Не было пожара, ложное срабатывание, как и у тебя. Если бы не твои ящики я секретным грузом, расследование твоего случая давно бы закончилось, глядишь, и рекомендации какие-то бы выработали, как действовать в подобных случаях, может и у ребят бы все иначе сложилось.

Помочь я уже никому ничем не мог, смотреть на то, что творилось в аэропорту, на толпу обезумевших людей, пытавшихся выяснить, живы ли те, кого они встречают, не было сил. Я вернулся домой, взял пачку сигарет и бутылку водки и запил, на целую неделю. Все напряжение полугодичной неопределенности и страшная авиакатастрофа, которой могло бы и не произойти, довели меня до нервного срыва, который я пытался лечить запоем. Через неделю замполит сам пришел ко мне домой.

— Хватит дурью маяться, — сказал он, глядя на батарею пустых бутылок, — возвращайся на работу, к полетам тебя допустили, все обвинения сняты.

— А комитет? А мой дядя в Америке? — спросил я.

— Источник утечки информации они нашли, к тебе никаких претензий с их стороны нет, да и дядя твой оказался честным человеком, думаю, скоро сможешь с ним встретиться.

Вскоре я узнал, что случилось с моим дядей во время войны, и какую миссию он выполнял в США, но это уже другая история.

— Шасси выпушены, зеленые горят, — прозвучал в наушниках голос второго пилота.