Андрей Виноградов - Не ум.ru [litres]

В моем доме старые деревянные подоконники. Настоящие ветераны. Такие же больные, заброшенные, брюзгливые, податливые малейшему вниманию, совершенно не чувствительные к лицемерию и фальши, что на них нацарапают – то и хранят. Однако сильно переживают, если жильцы водружают на их спины горшки с разной зеленью. Даже если под горшки тарелки и блюдца подложены. Жильцы, особенно те, что в преклонных годах, чересчур щедры на воду, поливают зелень общего пользования куда обильнее, чем та нуждаются и заслуживает. Через край льют. Да и посуда, выделенная под горшки, чего уж там, – бросовая, битая. Сыро становится подоконникам и неуютно. Гнилой климат на отдельно взятом участке. Им тоже «неклиматит»? Ну да, им тоже. От безнадежных попыток скинуть обузу подоконники сильно коробит, крутит, а они, надо сказать, и так зажатые, не разгуляться, тянут свой век без задора. Скучная, словом…

«…мебель?»

«Да нет, какая же это мебель?»

«Что тогда?»

«Пусть будут просто подоконниками. Эдакий самостоятельный элемент строения».

И при этом напрочь лишенный самостоятельности: нет окна – нет подоконника. Скучные, сами по себе, но несамостоятельные и очень на людей обидчивые. В моем доме – вне всяких сомнений. Чуть что, вспухают бесчисленными слои масляной краски, включая самый первый, древний, пятьдесят пятого года. Он особенно тонкий, потому что треть банок в деревню вывез сам бригадир, матери дом покрасил, еще треть маляры растащили, потому что Сталин уже умер и стало не страшно. Краска трескается, отслаивается льдинками. Вместе с ними тают наши маленькие, очень личные, никому кроме нас самих ничего не рассказывающие истории. Остаются еще, понятное дело, протоптанные до лунок ступени, насиженные батареи, но подоконникам они не чета. Слабо им конкурировать с подоконниками по части человековедения.

Еще подоконники губит солнце, но вот же странное дело, опасения им внушает совсем не его. Их тревожит, волнует, лишает сна луна, особенно полная, а с ней все то, чему она потакает: людские любови, тревоги, обиды, безумства. Если отбросить людское и деревянное, то чисто волки.

Никто из новых жильцов не свяжет со мной глубоко прорытое острием ножа имя и сомнительного достоинства эпитет. Старики тоже наверняка позабыли, как намеревались мне уши надрать за это художество. Странные право люди: будто это я сам о себе вырезал. Взрослые бывают иногда такими тупыми! Мне ли не знать. Для меня эти, ставшие с годами едва заметными, крашеные-перекрашеные царапины отчего-то важны. От того ли, что когда-то обо мне писали с восклицательным знаком? Уже месяц как собираюсь сфотографировать вырезанную надпись на телефон, да все руки не доходят. То пакетами заняты, то батарея в телефоне разряжена, света дважды в подъезде не было, а однажды на контражур нарвался. Кошка постылая опять же это место облюбовала, валяется. А ведь пора уже, чтобы не сказать – в последнем вагоне двери вот-вот сомкнутся, самое время увековечить историческую отметину в цифре. Не ровен час налетит злобным коршуном капитальный ремонт, намеченный лет пять тому назад и зависший во времени, но не растративший своего угрожающего потенциала. Как козырек над подъездом, но с заведомо большим числом жертв. Прямых и побочных.

Похоже, на сей раз с ремонт в самом деле начнется. Не просто пугают, все складывается как нельзя всамделишно. В подъезде под лестницей, напротив почтовых ящиков, чудом переживших испытание рекламными материалами и азартом местных огнепоклонников, высится настоящий бруствер из мешков с цементом. Сосед-дачник стонет, что негде спрятать хотя бы пару. И не на чем вывезти три-четыре, а лучше шесть. Погоду клянет. Снег у его гаража смерзся намертво. А ведь я предлагал ему устроить в пустующем гараже – «ласточку» на деньги сменяли – походную кухню. Как в «Трамвайной остановке». Самогонный аппаратик могли бы наладить. Весь дом знает, что есть у него такой. Со времен борьбы с алкоголизмом и пьянством на полке хранится. Как заслуженная боевая машина пылится на киностудии, ждет своего фильма. Я же с готовым сценарием! Бутербродики там разные… С колбасой, с сыром. С сыром и колбасой, ham and chees, то есть по-импортному, с обхождением. Бабский налет есть где пересидеть: гараж старорежимный, строили, когда сами чинились, «яма» в нем – в рост.

Все бы в пользу соседа сложилось: обзавелся бы потеплевший внутри гараж своим асфальтовым языком посреди ледовых колдобин, а хозяин гаража, в свою очередь, уважением тех, кому порой так невтерпёж, что и сотня метров до «Трамвайной остановки», как сто вёрст в буран. Я бы точно зауважал. Ну и мешки с цементом было б куда умыкнуть. Хоть дюжину.