– Папочка, любимый, ты не расстраивайся. Ничего не случилось. Мне и не хотелось, это я так согласилась, чтобы тебя порадовать.
Чтобы долго не рассусоливать: у меня невыплаченный долг. По самым скромным подсчетам – лет на сто двадцать вперед. Поэтому никаких обид с моей стороны. А на меня можно, поскольку долг я не возвращу хотя бы в силу самых простых и естественных обстоятельств. Мне жаль себя дважды: несолидного должника и вообще.
54
Моя версия о захватнических планах соседей снизу надменно выкашивает малейшую поросль реализма. Наши перекрытия ни один отбойный молоток не возьмет. По-видимому, строители осваивали – это ведь правильное слово для «вовремя израсходовать»? – отпущенные бетонные плиты и положили по две. Одна на другую. Сосед с пятого этажа – весь дом стонал и судачил – в запале евроремонта размечтался люстру перенацелить в стол, кокетливо отодвинутый от центра гостиной. Дизайнер ему, видите ли, «нафэншуил».
Стараниями шести фирм – их пришлось заменять одну за другой в поисках той, чья реклама ближе к реальности, – дом несколько дней содрогался от назойливой и устрашающей звуком долбежки. Потолок, по словам очевидцев, можно было продавать киностудиям как фрагмент дома Павлова в Сталинграде.
Жена упрямого «фэншуиста» подала на развод, при том, что вроде бы сама все затеяла, но быстро остыла. Очень по-женски. А он, мужик, бедолага, проникся, увлекся, но не справился. Ненадолго слег с сердцем, а потом навсегда – со всем телом разом. Очень по-мужски. На какое кладбище свезли беднягу – я не помню. Возможно, мне и не говорили, поскольку сам не интересовался. На кой мне эти подробности? Да и неловко было: такого ему при жизни желал – вспомнить стыдно. Спасибо, в инициативную группу «разгневанных» не был включен. В ту, что открыла человеку глаза на его истинное отношение к заслужившим дневной и вечерний покой людям. В тех еще выражениях открыла – инициативная же…
Открытыми глаза пережившего катарсис соседа оставались недолго, потому как медики подоспели быстро, как только они умеют, и на скорую руку глаза позакрывали.
Потолок ничто не разжалобило, он выстоял.
Смешно, но домыслы, чтобы не сказать о них – сюрреалистические измышления насчет ртов, хищно распахнутых на мое жилье, неожиданно нашли подтверждение. Эти странные люди… Стесняюсь напомнить, что по моей предвзятой версии именно они владеют постылой кошкой, с коей я состою в откровенной вражде. И вот эти странные люди написали заявление народному депутату, заседающему от нашего микрорайона на одном из государственных грозовых облаков. А может статься, что и целый район представлял товарищ.
Грешен, никогда не изучал бюллетень для голосования, если на работе запугивали до того, что приходилось идти и голосовать. Но и врать не стану: фамилию своего главного кандидата запомнил крепко. Странно было бы за эти годы ее не выучить. К тому же «напоминалок» как всегда полный экран, с утра до ночи.
В остальных бумагах – городских, окружных, районных, какие еще там… – крестик ставил и ставлю всегда произвольно. Важно не промахнуться мимо квадратика, не запороть бюллетень. Речь об уважении к бумаге, не больше того. Персонаж мне не интересен. Он в принципе, вообще не имеет никакого значения. Почему? Потому что выбираем мы из народа в «не народ», и избранные никогда уже к нам не вернутся. Уникальный случай, когда «билет в один конец» звучит, как отчет о состоявшейся мечте.
Мне вся эта бесовщина не нравится, но митинги, баррикады, как возможность что-либо переменить, никак не вписываются в мои представления о личной самоотверженности. Я ее, личную самоотверженность, не переоцениваю. Я, если разобраться, и без того – кругом жертва.
Адресата соседского навета, то есть депутата какого-то там уровня, мы вроде как в своеобразные доноры выдвинули. В смысле, одарили правом делиться с народом своим кровным временем, талантами и благоприобретенными возможностями, думая о власти. А он, как позже, но почти сразу же после избрания выяснилось, вдруг переменился. Рассудил о себе, жирный и пышущий здоровьем притворщик, как о худосочном и малокровном для пользования толпами страждущих. Глагол «делиться» в одночасье испарился из его словаря. При этом ходят упорные слухи, что все-таки делится, собака. Вынужден. Увы, не с нами.
«С кем?»
«Мне лучше не знать, еще чего доброго выболтаю. И вообще не о том речь, я ведь с заявления соседского начал».
Читать дальше