Пол Остер: Бруклинские глупости

Несмотря на все семейные неурядицы и смерть матери, когда Тому было всего-то двадцать три года, я не сомневался, что парень не пропадет. Уж очень удачно для него все складывалось, да и не тот был у Тома характер, чтобы случайные ветры печальных перемен могли сбить его с пути истинного. На похоронах он ходил как в тумане, переполненный скорбью до краев. Наверно, мне следовало его приободрить, но я сам был раздавлен случившимся. Обнялись, поплакали – вот, собственно, и все общение. Потом он вернулся в Энн Арбор, и наша связь прекратилась. Я, конечно, виню себя, но и Том был уже не мальчик и в принципе сам мог меня найти, было бы желание. А если не меня, то свою кузину Рэйчел, которая в это время находилась, как и он, на Среднем Западе – училась в аспирантуре в Чикаго. Они знали друг друга с раннего детства и всегда хорошо ладили, но и с ней он ни разу не связался. Время от времени я испытывал уколы совести, но меня самого так прижали обстоятельства (проблемы с семьей, проблемы со здоровьем, проблемы с деньгами), что в моей голове оставалось как-то мало места для Тома. Всякий раз, вспоминая о нем, я представлял себе напористого молодого ученого, неуклонно поднимающегося по академической лестнице. К весне 2000 года я был уверен, что он, молодой интеллектуал, раннее светило, работает в каком-нибудь престижном месте, в Колумбийском университете или, скажем, в Беркли, и пишет свою вторую, а то и третью книгу.

Вообразите же мое изумление, когда, оказавшись в то майское утро на «Чердаке Брайтмана», я увидел за конторкой своего племянника, отсчитывающего сдачу. К счастью, я увидел Тома раньше, чем он увидел меня. Бог знает какие неуместные слова сорвались бы с моих губ, если бы не десяток секунд, которые были в моем распоряжении, чтобы переварить увиденное. Речь не только о том, что он оказался мелкой сошкой в лавке подержанных книг, что само по себе невероятно, но также о пугающей перемене в его внешнем облике. Том всегда был полноват. Природа или, лучше сказать, отец-алкоголик наградили его широкой крестьянской костью, способной выдержать избыточный вес. В последнюю нашу встречу он еще был в сравнительно приличной форме. Грузноватый, но мускулистый и крепкий, с пружинистым шагом атлета. Семь лет спустя, набрав пятнадцать-семнадцать лишних килограммов, он выглядел рыхлым толстяком. Двойной подбородок, пухлые пальцы. Глаз потух, взгляд неудачника. Удручающее зрелище.

Покупательница взяла книгу и отошла. Я занял ее место и, положив руки на конторку, подался вперед. Но Том в этот момент наклонился за упавшей монетой. Я прочистил горло.

– Привет, Профессор, – выдавил я из себя. – Сто лет тебя не видел.

Мой племянник разогнулся. Он вытаращился на меня так, будто не узнал, но через пару секунд, по мере того как на его лице расплывалась улыбка, я с облегчением подумал, что передо мной прежний Том. Пожалуй, улыбка стала печальной, и все же страх, что произошедшая с ним перемена необратима, немного отступил.

– Дядя Нат! – воскликнул он. – Что вы здесь делаете?

Он заключил меня в объятия раньше, чем я успел что-либо ответить. Я с удивлением почувствовал, что глаза мои увлажнились.

Я угостил его в «Космосе» ланчем. Несравненная Марина принесла нам клубные сэндвичи с индейкой и кофе со льдом. Я флиртовал с ней больше обычного – то ли хотел произвести впечатление на Тома, то ли просто был в приподнятом настроении. С опозданием понял, что успел соскучиться по нашему Профессору, к тому же мы с ним оказались близкими соседями в древнем царстве под названием Бруклин, Нью-Йорк.

На «Чердаке Брайтмана» он работал уже пять месяцев, и то, что я там ни разу его не видел, объяснялось тем, что он постоянно трудился на верхнем этаже, где составлял ежемесячный каталог редких книг и рукописей – торговля последними приносила Гарри, владельцу лавки, куда больший доход, чем сбыт подержанных книжек. Словом, Том не был мелкой сошкой и не сидел за кассовым аппаратом, просто в тот день он подменял кассира, отпросившегося к врачу.

Хвастаться, конечно, нечем, продолжал Том, но это все же лучше, чем крутить баранку такси, чем он занимался в Нью-Йорке после того, как бросил аспирантуру.

– Когда это случилось? – Я постарался не выдать своего разочарования.

– Два с половиной года назад. Я закончил курсовую и сдал устные экзамены, а вот с диссертацией забуксовал. Слишком большой кусок откусил, дядя Нат.

– Какой я тебе «дядя Нат». Зови меня, как все, Натаном. С тех пор, как умерла твоя мать, я уже не чувствую себя дядей.