Наталия Ким - По фактической погоде

ОЖ рьяно взялась за улучшение жилищных условий, набрав разных небольших кредитов. Начала, разумеется, с большой двуспальной кровати, затем решительно включилась в объединение санузла (два месяца в грязи и пыли, зато новенький кафель, сияющие серебряные краны душевой кабины — дочь ужасно страдала, потому что любила поваляться в ванной, которой ее теперь лишили), заказывала по интернету разные элементы декора и изучала глянцевые журналы на тему сочетаемости разных стилей интерьера. Муж снисходительно поглядывал на все это жужжание и суету, украдкой морщась, когда слышал бесконечные переговоры супруги с разными службами доставки. На лето ОЖ запланировала для себя и мужа поездку на море, заодно договорившись с коллегой, что в их отсутствие она иногда будет позванивать дочери, чтобы выяснить, не привела ли она каких-нибудь гопников в свежеотремонтированную квартиру.

Все было прекрасно, ОЖ расцвела, перестала излишне гнобить девочку и даже разрешила ей отпраздновать пятнадцатилетие с подружками в «Макдоналдсе» — деньги на это, собственно, и были подарком. Лето наступило, и ОЖ с мужем отбыли на жаркий бело-оранжево-кобальтовый курорт, где прохлаждались дней пять, пока внезапно не позвонила коллега и не сказала, что дочь находится в больнице по причине тяжелого токсикоза на определенном сроке беременности и что коллега устроила ее к своей знакомой, что волноваться не нужно, но, вообще говоря, надо бы возвращаться.

Сказать, что ОЖ была в ярости — не сказать ничего. Нет, заявила она мужу, мы не поедем сейчас никуда, пусть тварь валяется в больнице, мы отбудем отдых по полной, а потом я ею займусь. Муж на новость отреагировал вяло и сказал, что это, в сущности, не его дело, пусть она решает сама, как правильно поступить. Они не сорвались и не поехали, но отдых был испорчен, коллега продолжала названивать и отчитываться о состоянии больной. ОЖ рвала и метала, она не знала, чего хочет больше — организовать немедленный аборт, предварительно добившись от мерзавки, кто автор ее интересного положения (найти ублюдка, выбить из него и его родителей денег, пригрозить статьей и пустить дело в ход) или просто уже отказаться от родительских прав — пусть государство занимается выращиванием этого не рожденного пока младенца и его непутевой мамаши. Печаль ОЖ заключалась в том, что дочь была собственницей в квартире, и так просто от нее избавиться, конечно, было невозможно.

Прилетев домой, ОЖ не поспешила бежать в больницу, сначала она отправилась к юристу, где задала массу вопросов, ответы на которые ее не очень порадовали и не удовлетворили: любое принятое решение тянуло бы за собой массу сложностей и последствий. Наконец, когда коллега прямо задала ей вопрос — когда ты собираешься забирать собственную дочь, — ОЖ привела себя в порядок, заготовила дежурные коробку конфет и бутылку коньяка и отправилась в больницу. Коллега вызвалась ее сопровождать.

Дочь ОЖ в казенном халате выглядела ужасно, матушка даже дрогнула было, уж очень убогая была больница, ее не приспособленная к трудностям дочь смотрела с отчаянием и болью в глазах куда-то поверх материнской головы. Поборов секундную слабость, ОЖ ледяным тоном поинтересовалась, как дочь себе представляет свою будущую жизнь и кто, собственно, папаша. Девочка молчала и плакала. ОЖ это сильно раздражало, она повысила голос, рисуя перспективы, особенно цветисто и вдохновенно рассказывая о возможности дочери «с выблядком» прибиться к каким-нибудь сердобольным женщинам при храмах и монастырях (муж ОЖ был набожен и приохотил ОЖ к кратким — долго она не выдерживала — стояниям на службах и вкрадчивым беседам о духовной жизни за вечерним чаем), где их и прокормят, и уму научат. «А мы, как ты понимаешь, не обязаны, — втолковывала дочери ОЖ. — Я вообще столько лет на тебя пахала, только жить начала, как тут ты со своим блядством подлым, неблагодарная ты сучка…» Коллега, хватаясь за сердце, пыталась остановить ОЖ, но та набирала обороты и децибелы, дочь под ее взглядом сжималась, и когда на очередное «кто отец, говори, мразь такая» ответа не последовало, мать от души врезала беременной девочке расслабленной пятерней по уху и щеке, больно задев ногтем глаз… И тогда девочка закричала, схватившись за лицо, скрючившись, упала на кровать, и уже бежали какие-то медсестры и нянечки, и уже хватали разъяренную ОЖ за руки, а она извивалась, выкручивалась из сдерживавших ее рук. И вот тут девочка проорала, закрывая руками голову: меня насиловал твой муж с первой ночи, как он у нас поселился!..