Наталия Ким - По фактической погоде

— Наташ? Я хочу это. Что с деньгами?

— Маша… да, денег хватает… ты уверена, что…

— Я уверена. Девушка! Заверните. Или лучше в коробку! У вас есть подарочные коробки?

Девушка согласно кивнула и ушла, вскоре вернулась с упакованным в атласную коробку платьем. ОЖ достала кошелек и пошла платить. Молодая выхватила коробку у продавщицы и, не слушая ту, прижала коробку к себе и пошла к выходу. Ее спутница чуть задержалась, и продавщица, не выдержав, с любопытством обратилась к ней:

— Дочке в подарок, да? На день рождения?

ОЖ посмотрела на продавщицу внимательно, решая, отвечать или нет, и, помедлив, сказала:

— Нет. На похороны.

Продавщица открыла рот — и не нашлась, что ответить. Обе женщины вышли из бутика.

Маше, поварихе из-под Воронежа, был двадцать один год. Ее мужу — на год больше, он работал сварщиком. Их дочке едва исполнилось полгода, когда врачи в Воронеже поставили диагноз — нефробластома. Через два месяца они попали в Москву, в онкологическое отделение РДКБ. Еще через некоторое время волонтеры разместили объявление в интернете — у Маши с мужем не было родных, не было в Москве знакомых, которые могли бы помочь. А помочь нужно было всем — начиная с одежды и заканчивая дорогостоящими лекарствами. Машин муж изо всех сил старался найти временную работу, но тщетно. Ему разрешили жить с ними в палате, он спал на полу. На весь день он уходил в незнакомый огромный город, пытаясь заработать хоть что-то. Маша с девочкой ждали результатов. Девочке сделали последовательно две операции. Ожидали третью.

ОЖ наткнулась на их историю в газетной статье одной известной девушки-волонтера. Та, как всегда, писала кратко и жестко. ОЖ еще не встречала подобных криков о помощи совершенно незнакомым людям. Ее отчего-то потрясло, что ее сын и девочка, которой нужно было помочь, родились в один день и год. Списавшись с автором статьи, она собрала что-то необходимое — и впервые поехала в конец Ленинского проспекта отыскивать 8-й корпус РДКБ, где познакомилась с другими людьми, в основном женщинами, которые приезжали в это отделение и помогали чем могли. Волонтеры рассказали ей много полезного, научили очевидным вещам и поддерживали во всем, насколько хватало сил.

Так для ОЖ начался свой путь — путь человека, которому вдруг стало стыдно за то, что он и его дети слишком хорошо живут. Каждый раз, навещая Машу с дочкой, женщина видела этому все больше и больше доказательств, и все больше и больше угрызений совести рождалось в ее душе. Она взялась за неподъемное дело — собирать деньги на четвертую, самую сложную операцию, ходила по друзьям, неумело кидала клич в социальных сетях, советовалась с разными чиновниками и медиками, сталкивалась как с жесточайшим цинизмом, так и с неслыханной и неожиданной щедростью, пережила отказы близких друзей включиться в эту историю и обрела массу внезапных новых знакомых, которые откликались словом и делом.

Четвертой операции девочка не дождалась, ее сердце не смогло выдержать такого количество мучений. Оставались немалые по тем временам деньги. Мама Маша сказала, что хочет видеть дочку в гробу «как принцессу», и потребовала отвести ее в самый дорогой бутик.

На робкие слова ОЖ о том, что, быть может, лучше она эти деньги возьмет с собой в Воронеж, поставит там нормальный памятник и так далее, Маша говорила: на памятник я заработаю. А сейчас я хочу, чтобы у нее было все самое лучшее. Именно поэтому остатки денег она грохнула на белый гроб с золотыми ручками, который был погружен в грязную газель, повезшую осиротевших родителей на родину.

Прошло много лет. Маша с тех пор родила двоих здоровых детей — мальчика и девочку. Каждый год на 8 марта и день смерти своей дочки она посылает в «Одноклассниках» ОЖ «подарки» — букеты и ангелочков. Она передает ОЖ с оказией банки с гусиной тушенкой, фрукты и печенье собственного производства. И каждый месяц водит своих детей на могилу той первой детки. Кажется, уже подросшая дочка ревнует маму к своей умершей старшей сестре.

Все знают избитую фразу: «У каждого волонтера есть свое кладбище» (изначально это относилось к врачам). На этом кладбище у ОЖ сейчас пятеро детей и двое взрослых. Но есть у нее и другой список — имена тех, кому удалось помочь. Их несоизмеримо больше, чем тех, кого ОЖ со товарищи похоронили, и хотя имена на виртуальных могилах не забываются, ОЖ и другие волонтеры продолжают свое дело и уже не могут иначе.