Том Бойл - Грязь-озеро [Greasy Lake ru]

Не знаю, сколь долго я лежал там среди смрада гниения, моя мокрая куртка отяжелела как медведь, будто "первичный бульон" незаметно реконструировался, чтобы приладиться к моим бедрам и паху. Мои челюсти болели, колени пульсировали, а копчик испытывал такое жжение словно был объят пламенем. Меня начали посещать мысли о самоубийстве, я подумывал о необходимости зубного протеза, сушил голову, придумывая отмазку для предков насчет покорёженной машины: на нее рухнуло дерево, её в моё отсутствие ударила хлебовозка и смылась с места аварии или до неё добрались вандалы, пока мы играли в шахматы у Дигби. Затем я стал думать о найденном мною покойнике. О том, что, судя по всему, он — единственный в мире, кому сейчас ещё хуже, чем мне. Я думал о нём — туман над озером и жуткая трескотня сверчков, — и ощущал приступы страха, чувствовал, как мрак вгрызается внутрь меня словно зубастые челюсти пираньи. Кто он такой, спрашивал я себя, жертва времени и обстоятельств, скорбно плавающая по озеру позади меня? Несомненно, это он — хозяин стоящего на стоянке мотоцикла, еще один крутой чувак постарше, дошедший до этого. Его застрелили во время мутного нарко-гешефта или он утонул когда по пьяне решил поплескаться в озере. В мозгу у меня всплыл очередной газетный заголовок: Моя машина разбита, а он убит.

Как только черный цвет восточного сектора неба сменился на кобальтово-синий и деревья начали выделяться из ночного сумрака, я, выкарабкавшись из грязи, встал на ноги и вышел из укрытия. Гомон птиц теперь уже начал преобладать над треском сверчков, а густая роса ярко сверкала на листьях. В воздухе стоял какой-то затхлый и в то же время сладкий запах разогретых солнцем почек и распускающихся цветков деревьев. Я осмотрел машину, напоминавшую груду железа после автокатастрофы рядом с автострадой или стальную скульптуру, оставшуюся от исчезнувшей цивилизации. Вокруг стояла тишь да благодать. Такова природа.

Я ходил вокруг машины, ошарашенный и потрепанный будто единственный уцелевший после авиа-бомбардировки, и тут Дигби с Джеффом вышли из-за деревьев позади меня. Лицо Дигби было покрыто перекрёстной штриховкой полосами грязи, Джефф был без куртки, а его рубашка была разорвана на плече. С сонным видом они устало пересекли стоянку и, тихо встав рядом со мной, уставились на разгромленный автомобиль. Никто не проронил и слова. Чуть погодя Джефф распахнул водительскую дверь и начал выскребывать битое стекло и мусор с сидения. Я посмотрел на Дигби, который пожал плечами, — Спасибо хоть, что не прокололи покрышки.

Он был прав, покрышки были целы. Лобового стекла не было, фары были разбиты, кузов выглядел так, словно его молотили кувалдой по цене четверть бакса за удар на фермерской ярмарке, но покрышки были накачаны до нормального давления. Машина была на ходу. Все трое мы, сгорбившись, стали молча выгребать грязь и битое стекло из салона. О мёртвом байкере я умолчал. По завершении уборки я полез в карман за ключами и, испытав болевой шок воспоминания, чертыхнулся, после чего взялся шарить в траве. Я нашел их почти сразу же, не более, чем в трех шагах от открытой двери, сверкающие словно бриллианты в первых лучах солнечного света. Особых причин философствовать у меня не было — я прыгнул на сиденье и запустил мотор.

Ровно в этот момент на стоянку с рёвом вкатился серебристый Форд-Мустанг с аэрографией огненных языков на капоте. В первый миг все мы трое остолбенели, затем Дигби с Джеффом тихонько влезли в салон и захлопнули двери. Мы наблюдали, как Мустанг, прыгая и качаясь на ухабах, пересекает стоянку, а затем резко тормозит рядом с бесхозным чоппером на дальнем её краю. — Валим, — сказал Дигби. Я медлил, Белэр подо мною урчал с присвистом.

Из Мустанга выпрыгнули две девицы — джинсы в обтяжку, каблуки-шпильки, прически типа заиндевевший мех. Они понаклонялись над мотоциклом, попрохаживались беспомощно взад-вперед, пару раз бросили взгляд в нашу сторону, после чего отправились туда, где зеленой стеною вокруг озера стоял камыш. Одна из них, приложив ладони ко рту, позвала: — Эл! Ау, Эл!

— Давай же, — прошипел Дигби. — Валим отсюда.

Но было поздно — вторая девица, неуверенно покачиваясь на каблуках и кидая взгляды то на нас, то по сторонам, уже зашагала через стоянку в нашем направлении. Она была постарше нас, лет двадцати-пяти, двадцати-шести, и когда приблизилась к нам, то мы заметили, что с ней что-то не так — то ли пьяна, то ли обдолбана, поскольку она пошатывалась, размахивая руками для равновесия. Мои пальцы вцепились в баранку так, как если бы она была ручкой катапультирования пылающего истребителя, и Дигби дважды отрывисто и нервно прошипел мое имя.