Нина Вяха - Завещание

Вот так началась летняя подработка Лахьи и ее летние каникулы, и в какой-то момент она вдруг поняла, что ни разу не вспомнила о том, что случилось на выходных с тех пор, как встретила Маире. Внутри нее медленно зрел вопрос: неужто в жизни может быть все так просто? Приключение? Настроение, с каким она катила на велосипеде обратно домой в тот вечер, радикально отличалось от того настроения, которое она испытывала утром. Теперь ветер ласкал ее щеки и глаза слезились от потока воздуха, но то были приятные слезы, от внешней причины, а не от внутренней, как это было утром.

* * *

Лаури вернулся в Куйваниеми. Когда Лахья приехала домой, он как раз лежал на садовых качелях и ел клубнику. В обычной жизни она бы обязательно подшутила над братом, а потом скрылась бы в своей комнате, спасаясь от расправы, но сейчас ее прямо-таки распирало от переполнявших ее радости и энергии. Поэтому она уселась рядом с братом на качели, и Лаури положил ей свои ноги на колени.

– Ты к нам откуда?

Он задумчиво посмотрел на нее.

– Я был дома у Хелми.

– А в Аапаярви был?

– Зачем ты об этом спрашиваешь? Нет, не был.

Лахья пожала плечами и взяла из миски одну ягоду.

– Где сама-то была, сестричка?

– На работе.

Она неопределенно повела плечом.

– С Маире.

Лаури поднял брови.

– Серьезно?

– А что?

Он покачал головой, все так же не сводя с нее удивленного взгляда.

– Ничего, сестренка, совсем ничего.

* * *

Маире жила у бабушки с дедушкой. То есть на самом-то деле она жила в Хельсинки со своей семьей. Но когда выяснилось, что родители в этом году не поедут в отпуск и все лето будут работать, захотела отправиться к бабушке с дедушкой.

– Не хочу проводить лето в городе, я от этого, черт побери, глупею, – сказала она со своим чистым столичным произношением.

Лахье нравилось, что она говорит, как ведущие новостей по телевизору, словно придуманный персонаж, который только и делает, что следит за тем, чтобы произносить все слова четко и правильно, но стоит передаче закончиться, как он снова возвращается к своей обычной манере речи. Вот только Маире все время так говорила, постоянно. И Лахья не переставала этому удивляться.

При взгляде на Маире она вспоминала Тармо, потому что ее брат своей манерой речи все больше походил на ее новую знакомую и так же, как она, использовал финские слова вместо торнедальских.

Лахья не знала, что ее больше всего поражало: то, что девчонка, с которой она подрабатывала на летних каникулах, оказалась… да, так и есть, настоящим человеком. Такой понимающей. Или то, что Лахья, которая думала, что летняя подработка наравне со всей остальной ее жизнью станут долгим ожиданием пусть не смерти, но, по крайней мере, будущего (пусть даже оно виделось ей таким же отдаленным и недостижимым, как смерть), обнаружила, что на самом деле получает удовольствие от процесса и, ложась спать по вечерам, с предвкушением думала о завтрашнем дне.

Это была довольно простая работа, местами даже захватывающая, но чаще всего просто достаточно интересная, чтобы она совсем уж не потеряла к ней интерес и не начала отлынивать. При этом они с Маире много разговаривали и помогали друг другу. Словно были друзьями.

И действительно, уже с самого первого дня Маире и Лахья стали друзьями. Мрачноватая внешность Маире, ее манера занимать свое место в жизни как нечто само собой разумеющееся, со всеми своими книжками и очками – все это было тем, с чем Лахья никогда прежде не сталкивалась. Она думала, что если бы Маире ходила в ее школу, ее бы там задразнили, если не хуже. А следом ей приходило в голову, что это попросту невозможно, если бы Маире начала ходить в ее класс прямо сейчас, и другие пытались бы издеваться над ней, то у них бы ничего не вышло, потому что она была бы недоступна для них из-за своей холодной и отстраненной манеры вести себя. А ходи она туда с самого детства, то ее бы попросту не существовало, потому что таким личностям никогда не удается выжить и – да чего уж там! – за неимением лучшего – расцвести. Ее характерные черты оказались бы сглажены и то, что осталось бы, напоминало бы лишь тень личности человека, банального протиральщика штанов.

Но Маире ходила в школу в Хельсинки, как и Тармо, и ей было столько же лет, сколько Лахье. И, по всему видать, в Хельсинки, равно как и в литературе, было куда больше простора для самых разных персонажей и личностей.

Общаясь с Маире, Лахья чувствовала себя ближе к Тармо. Она словно бы знакомилась с его миром, когда Маире рассказывала ей о своем доме, об улицах столицы, своих любимых местах, своей школе и всех тех идиотах, которые туда ходят и, несмотря на то, что Маире, кажется, была весьма невысокого мнения о большинстве своих одноклассников, все равно проглядывало, что совсем одинокой она не была, совсем напротив, судя по всему, у нее хватало друзей.