Борис Мирза - Девушка из разноцветных яблок

– Мороженое?

– Ну да. Смотри, сегодня какое! – Она достает плоский брикетик пломбира на палочке, завернутый в тонкую бумагу с розово-синим рисунком.

– Вкусное небось, – отвечает Простововка и удерживается, чтобы не сглотнуть.

– Еще бы, пломбир. – Она разворачивает мороженое и, смяв, выкидывает обертку в канаву.

– Давай по очереди. – Она облизывает мороженое сама и протягивает ему. В такие моменты ему так сладко на душе и тревожно, и снова сладко, что он совсем почти не чувствует вкус.

– Пить хочется.

– Конечно, сладко ведь.

– Сладко.

– Много бы сейчас отдал за газировку?

– Да все бы деньги, что были, те бы и отдал.

– А сколько у тебя есть? – Она интересуется, так как профессиональная торговка в ней не дремлет.

– Нисколько. – Он не успел придумать отмазки. – Отец не дает. Говорит, попросишь – куплю.

– Ясно. Кавалер, а без денег. – Эта фраза, откуда-то почерпнутая, нравится ей.

– Кавалер?!

– Ну да. Ты же мой кавалер, разве нет?

И он соглашается поспешно:

– Да, кавалер.

– А денег нет…

И тут она лезет в сумку.

– У меня газировка есть. Бесплатная. Давай попьем, только быстрее. А то мать позовет. – Она протягивает ему бутылку. Он открывает.

– А мы завтра уезжаем.

Она, храбрая девочка, на секунду, на одно короткое мгновение чего-то пугается:

– Куда, на экскурсию?

– Нет. В Москву мы. Уезжаем.

– А… ну да. Соскучились небось.

– Нисколько. Не хочу уезжать. Не накупался еще.

– Море у нас. Да.

– И мороженое. И газировка.

Она улыбнулась.

– Есть и получше кое-что.

У него вдруг совсем пересохло в горле, хотя он только недавно отдал ей бутылку с газировкой.

– Что?

– А ты глаза закрой.

Он закрыл. И почувствовал, что она прикоснулась губами к его губам, и тут произошло совсем странное – будто все самое приятное и нежное оказалось с ним рядом и в нем… И это было точно мороженое с холодной газировкой в самую жаркую погоду. И это должно было длиться всегда, а длилось всего несколько секунд.

– Храбрякушка! Домой беги, стерва!

Все кончилось. Она вдруг оказалась метрах в двух от него.

– Ну что, пока? – спросила она, улыбаясь, точно сообщила ему какую-то важную и добрую тайну.

– Я приеду!

– Следующим летом, ага. Я буду на пляже. Найдешь меня. – И вдруг закричала: – Пиво холодное! Трубочки обалденные!

И посмотрела на него пристально. Так, как может смотреть только женщина, которая прощается навсегда. Но он, конечно, не понял этого взгляда. Он думал о поцелуе, который был похож на газировку с мороженым.

– Пока, Вовка.

– Пока, Хра…

– Света. Для тебя теперь Света…

И побежала так быстро, что он не успел назвать ее настоящее имя.

Как цветы райские, которые цветут в любое время года и во много раз красивее и благоуханней, чем оранжерейные и полевые.

Это случилось в конце девяностых, когда не было у нас работы и денег, зато было много планов и иллюзий.

Мы писали и переписывали один и тот же сценарий в надежде снять полнометражный фильм на студии Горького. Пока додумывали и исправляли написанное, сменилось руководство студии, и наш проект заглох. Такое случилось впервые. Мы еще не привыкли к тому, что никому не нужны. Это потом, после, я да и соавтор мой стали скептически смотреть на всяческие творческие начинания и планы. Какое-то время мне удавалось оставаться скептиком только в отношении себя, но и это продолжалось недолго.

Впрочем, тогда мы не унывали, руководствуясь постулатом: вложенная энергия всегда даст результат. Или: настоящие цветы всегда прорастают, даже сквозь асфальт.

– Настоящие цветы всегда прорастают, даже сквозь асфальт, – сказал мой тогдашний соавтор.

– А если не прорастают – значит, ненастоящие, – ответил я.

И дальше состоялся скучный, всегда повторяющийся разговор, что если не прорастает, то это не значит, что нужно бросать попытки. И так далее, и так далее, и так далее.

Мы имели твердые понятия об искусстве и о себе в искусстве. Во что это вылилось потом, не важно. Мой соавтор стал профессиональным сценаристом. Теперь он высаживает полынь и чертополох под видом цветов. Зато они прорастают и дают всходы. Фильмография его растет.

У меня и того нет. Но это не важно.

Тогда мы верили в то, что семена дают всходы.

И писали наш бесконечный сценарий.

Для работы мы уединялись в маленькой комнатушке двухкомнатной коммунальной квартиры в сталинском доме на севере Москвы. Хотя уединялись – это, конечно, преувеличение. За стеной на кухне шла бурная пьянка. И она не прерывалась ни днем, ни ночью. Вторая комната и кухня безраздельно принадлежали вдовцу, соседу моего соавтора по коммуналке. Звали его то ли Леша, то ли Саша, а скорее всего Витя.