Борис Мирза - Девушка из разноцветных яблок

– Может, и так. А ты что же, будешь жалеть?

– Да, – говорю, – мы могли бы пожениться со временем.

А она как захохочет.

– Да разве за друзей замуж выходят? Мы ж с детства вместе, я знаю, говорит, где у тебя заплатка на трусах и какие ты программы смотреть будешь, если на телевизор накопишь.

– Я тоже знаю, – говорю. – Все же ты подумай. Уедешь, а, может, там из окна не будет слышно море.

– Никакой романтики, – говорит. – Парикмахерские курсы и море.

– Зря ты так. Там лучшие девушки. А море… – говорю я и во рту у меня становится сухо. – Можешь прошептать мне что-нибудь на ухо? Это не будет ничего значить.

– Конечно, не будет, – говорит она и наклоняется к моему уху.

Она так близко, что я чувствую сладковатый запах дезодоранта, созданного специально для женщин.

– Дурак, – шепчет и моему уху становится щекотно. – Какой же ты дурак!

– Вот! – говорю я. – Так и шепчет море. Прям мурашки по коже. Теперь я всегда буду слушать море, а слышать твой шепот.

– Учился бы ты у настоящих парней, – говорит Анка. – Настоящий парень поехал бы вслед за девушкой, если бы любил.

– А зачем настоящий парень поедет за ней? Если бы она любила настоящего парня, то осталась бы и закончила парикмахерские курсы, например.

– Дурак. Просто дурак.

Это теперь мне будет шептать море по утрам.

Она уехала и не вернулась.

Вася тоже уехал. Но если Анка рванула в Москву за настоящим мужчиной, хотя, по ее идее, это настоящий мужчина должен был ехать за ней, то Вася – потому что был недоволен.

Странно. Вася всегда был всем недоволен. То школой, то учительницей, то их с Анкой родителями, то еще чем-то.

И всегда строил планы.

– Поеду, – говорит, – в Москву, учиться.

– Это, – отвечаю – дело хорошее, а на кого там?

– В универ, на философа.

Я аж опешил:

– Будешь в бочке жить со временем?

– Почему?!

Я говорю:

– Ну помнишь, в школе рассказывали, философ жил в бочке.

– Ах ты, серость, – говорит он и морщится. – Философия – особая форма познания мира, вырабатывающая систему знаний о наиболее общих характеристиках, предельно-обобщающих понятиях и фундаментальных принципах реальности.

– Ясно, – говорю. – Тут без бочки не обойдется. А кем работают философы? Их куда распределяют?

– В институты.

– А там они что вырабатывают? Систему знаний о наиболее общих принципах?

– Дурак ты, дурак, – говорит Вася, как его сестра Анка. Хорошо хоть не на ухо.

Он уехал и, конечно, не вернулся. Жаль, мы так здорово дружили втроем.

И вот прошло много лет. У меня есть квартира. Если смотреть из окна кухни, то видно море. По утрам я слышу его шепот.

Я отучился в ПТУ и работаю сантехником. У меня много друзей. Они часто звонят и говорят, что хотят видеть меня. После того как мы попьем чаю, я помогаю им с сантехникой.

У нас в городке такая старая сантехника! Дома в основном строились, еще когда голодал американский ученый Чарльз Хайдер. Когда мы с Васей еще не были знакомы. И вот теперь трубы все ломаются как ни попадя, и со временем их все нужно будет заменить. Но денег пока у государства на это нет. Поэтому у меня много друзей. А еще появился интернет. Сначала я зарегистрировался в «Одноклассниках» и нашел там большинство моих знакомых, кому я чиню и чищу трубы. И Анку нашел.

Мы с ней стали переписываться, и она говорит, что у нее все хорошо. Работает парикмахером, кстати. Я так и думал, потому что все красивые девушки учатся на парикмахеров.

Пишет, что третий муж добрый. Они хотят уехать в Финляндию, как только супруг бросит пить. Его туда друзья зовут. Анка говорит, что там для ее дочки будет лучше.

«Социалка, – пишет, – другая».

«А море там есть?» – спрашиваю.

«Есть, – отвечает, – но холодное».

Вот хотелось спросить: зачем было уезжать от нас, чтобы мечтать о Финляндии, где холодное море и какая-то социалка и муж-алкоголик?

«Жила бы здесь, – пишу, – давно бы уже все было, и квартира, и море теплое. И клиентов на стрижку летом полно, мужиков можно вообще наголо. Пусть лысина подзагорит! А социалка, что социалка? Ты хоть знаешь, сколько у нас сортов макарон теперь? Со временем появились всякие: итальянские, румынские и наши. Бантики, конвертики, короткие трубочки и гнезда.

Однажды я купил тонкие, как нитки макароны, которые назывались “анжели капелли”. Или “капелли анжели”. Я забыл».

А она отвечает:

«Дурак. Какой же ты дурак».

«Какой был, такой и остался, – отвечаю, – нам меняться некогда. Много друзей и работы. Вот если бы приехала – то увидела б, как у нас хорошо».