Юлия Гурина - Мы же взрослые люди [litres]

Уютная, теплая квартира. Коврики, салфетки на мебели, вазы, картиночки, несколько детских рисунков в рамочках. Видно, что эту квартиру любили, ухаживали за ней, а потом спешно покинули. На диване горой лежали женские вещи. Несколько коробок стояло в углу. По дому летала пыль, ее было видно в лучах дневного света. На кухне особо злачно. Пепельница на столе переполнена. Стакан, заляпанный пальцами. И три пустые коробки с дошираком. На полу около раковины бутылки из-под разных крепких алкогольных напитков.

– Не обращай внимания, тут обычно чисто. Было. Раньше. – Опять этот смешок, новый, раньше так он не делал. – Хочешь чай? Кофе?

– Спасибо, не надо. – Нина брезгливо осмотрелась.

– Ненавидишь, говоришь, меня, – тихо сказал Ринат.

– Да, ненавижу, – так же тихо произнесла Нина. Но вся накачанная ненависть уже сдулась. Было опустошение, но ненависти не было.

– Хорошо, что ненавидишь, – может, быстрее забудешь.

– Я бы хотела, чтобы тебя вообще никогда не было, – неуверенно произнесла Нина.

– Я тоже. Я хотел с тобой попрощаться.

Ринат посмотрел на гостью быстро и снова опустил голову. Он избегал смотреть ей в глаза.

– Сколько тебе осталось? Говорят же, что с этим можно долго жить.

– Можно, но я не буду.

– Ты пьешь лекарства?

– Бросил. Вот мое лекарство. – И Ринат взглядом указал на пустые бутылки.

Помолчали. Ринат закурил, допил что-то из грязного стакана.

– Ты понимаешь, что испортил жизнь самым близким людям? Ты поднасрал своей семье, родителям, детям? Просто потому, что не мог удержать в штанах свой член. – У Нины была заготовлена речь ненависти, она ее повторяла по пути в машине. Тогда все звучало хлестко, а сейчас нужные слова улетучивались, подводила интонация – сухая, не соответствующая сказанным словам. Будто Нина читала чужой текст.

– Угу.

Нина глядела на опустившегося человека перед собой. И старалась ненавидеть его изо всех сил. Она искала самые обидные слова, чтобы ненависть крепла. Но сквозь стену из ненависти пробивалось что-то другое. Что-то гораздо более ужасное – сочувствие.

– Ты как мерзкий гадкий червь. Влез в яблоко, чтобы грызть его изнутри. Ты чудовище.

Про чудовище уже очень тихо получилось и совсем неубедительно.

– Хорошо, что ты пришла. Ты правду говоришь. Я чудовище. Мне тут не место. Помоги мне закончить все это. Ты же сильно меня ненавидишь?

– Ты про что?

– Я решился. Не сегодня, завтра. Будешь моим секундантом?

– У тебя еще и крыша съехала?

Но Ринат не слушал.

– Я думал, как лучше это сделать. Самое простое и не мучительное – вены. Но я ВИЧ-плюс, будет много крови. Это дополнительный риск. Потом я думал просто шагнуть с крыши. Чтобы наверняка. Как у этих синих китов ВКонтакте. Но опять же кровь, ведь мало ли что. Да и соседи. Был вариант с таблетками, но ненадежно. А мне надо, чтобы было надежно. И по возможности чисто. Сейчас вода холодная. Скоро подморозит. Я возьму что-нибудь тяжелое с собой, – Ринат говорил спокойным, будничным тоном, будто дело уже решенное, – рот и нос заклею скотчем. И прыгну. Река еще не встала. Делать буду ночью, чтобы не было шума.

– Ну и тварь же ты.

– Ты мне помогаешь очень. Ты ненавидь меня сильнее, это придает мне сил… Сделать это.

– Да я тебя сейчас задушу.

– Хорошо бы, но ты не сможешь. И знаешь что, Нина, я ведь не хотел ничего этого. Не хотел с тобой, ну ты понимаешь, о чем я. Дружба – да, а секс – нет. Ты же сама на меня вешалась. Если бы ты не вешалась, для тебя все было бы по-другому. Да, со мной все покончено. Я пихал письку во всех подряд. Но в тебя не планировал. Вот честное слово. Так что этот СПИД в каком-то смысле и твой выбор.

Нина подумала, что надо либо уходить, либо чем-то тяжелым срочно огреть Рината. Она осмотрелась: бутылки, ковшик, нож. Все остальное недостаточно подходящее.

– Ненавижу тебя, сдох бы уже поскорее. – Нине было страшно и обидно. И страшно обидно. В словах Рината слышалось что-то такое разрушительное, что снова роняло небо прямо на голову. Она стояла напротив Рината, опершись на стену. – Я не звала тебя к себе домой. Ты сам пришел.

– Да тебя так жалко было. Я пожалел тебя. Подумал, ты мучиться перестанешь.

– Пидарасина.

– Ты пела про все эти чувства. Настоящие. Как девочка. Вот я и дернулся. Но не хотел, изначально не хотел.

– Я думаю, что тебе действительно лучше сдохнуть. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше. Ты такая тварь, что о тебе даже никто и не вспомнит!

– Ты вспомнишь. Ты ведь запала на меня.