Дэвид Арнольд - Очень странные увлечения Ноя Гипнотика [litres]

Мама свирепо смотрит на телефон, как на разумное и в то же время непослушное существо.

– Индиана? – спрашиваю я.

– И что?

– А вдруг Алан придет в сознание? Или вдруг… ну я не знаю… что-нибудь случится? А я за сотни миль от него?

– Во-первых, ничего не случится. А во-вторых, когда он придет в себя, ты все равно не сможешь с ним сразу увидеться.

– Мам.

– Мы уже в пути, Ной. Все ради тебя. Поздно менять решение. И мы довольно скоро вернемся.

Я отворачиваюсь к окну и смотрю, как, расплываясь от скорости, проносятся мимо деревья.

– И что там, в Джаспере, Индиана?

– Куча древесины.

– Что?

– Это Деревянная столица мира, как известно, – говорит мама.

– А нам нужна древесина?

– Да вроде нет.

– Ну… и зачем мы едем в Джаспер?

– Какой Джаспер?

– Ладно, я понял. Хочешь поиграть в загадки. Не буду мешать.

Два часа спустя мы останавливаемся на заправке, бензин, туалет, и вот мы снова на шоссе. Я пытаюсь ручкой на бумаге написать «Краткую историю» про эволюцию переработки текстов: как в прежние времена Толстому, Торо и Бронте приходилось трудиться вручную, что повышало ценность каждого слова на странице, а современные графоманы могут позволить себе роскошь попробовать одно слово, другое, не получилось – стер и напечатал третье, опять не получилось – снова стер, и так до получения конечного продукта. Старые же писатели фокусировались на том, как донести свою мысль: они знали, что и зачем делают.

Я думал, если буду писать от руки, проникнусь текущим моментом, но нет, не проникся, текст получился никудышный, потому что я современный графоман.

Мы останавливаемся пообедать в «Вендис», мама подмигивает мне: «Не рассказывай папе», и мы оба заказываем картошку фри, хлопья «Фростиз» и чизбургеры с дополнительным беконом, поэтому парень за прилавком спрашивает, хотим ли мы сначала горячее, на что мама отвечает: «Нет, ведь чизбургер с беконом съедается как раз за то время, какое нужно хлопьям, чтобы пропитаться», и у меня возникает вопрос, сколько раз мама втихаря бывала в «Вендис».

Иногда у меня возникает вопрос: знаю ли я вообще своих родителей?

Мы кладем гамбургер для Флаффи на заднее сиденье, приоткрываем окна машины и идем выбирать столик внутри. Еда быстро улетучивается, и мама была права: «Фростиз» пропитались как раз вовремя.

– Ну, как ты вчера поговорил с Вэл?

– Не очень.

Она кивает и загребает ложкой гору хлопьев:

– В каком смысле не очень?

– Она меня обманула? Подложила мне свинью? – Я отодвигаю недоеденные «Фростиз» и откидываюсь на спинку стула: – В любом случае, уже не важно.

– Почему?

– А ты как думаешь?

Ложка застывает в воздухе. Мама снова чуть кивает, съедает порцию, смотрит на меня, набирает следующую ложку, опять смотрит, ест и смотрит…

– Что такое, мам?

– Что?

– Ты на меня смотришь, как будто я один из твоих клиентов.

– А вот и нет.

– А вот и да.

– Ладно, – говорит она, – ты у нас все знаешь, а я ничего не знаю.

– Ой, ну давай только не будем дурить.

Мама бросает ложку в пустую посудину из-под хлопьев и тяжело вздыхает:

– Знаешь, иногда дурить не так уж плохо.

– Только если в переносном смысле, а не в прямом.

– То есть тут как со словом «задница»?

– А задница здесь каким боком? – удивляюсь я.

– Понимаешь, если тебя обзывают задницей, это оскорбление. Но если, например, ты видишь «корвет» последней модели…

– Ну боже мой.

– То фраза «крутая задница» означает похвалу.

Пожилая пара за соседним столиком дружно поднимается и шагает к выходу.

Я медленно опускаю голову на стол:

– Мам, ну пожалуйста. Я тебя умоляю. Неужели тебе обязательно вести такие беседы в «Вендис»?

– Можем переместиться, если хочешь, – предлагает она. – Тут заправка рядом.

Я пытаюсь скрыть улыбку, но не слишком удачно, поскольку теперь мама тоже улыбается. А потом она говорит:

– Зайка, я понимаю: пока Алан в больнице, тебе может показаться, будто все остальное не имеет значения, но я тебя уверяю, что ты ошибаешься. Наоборот, все остальное обретает еще большее значение. Не знаю, как Вэл тебя обманула, но я знаю Вэл. И ваши с ней взаимоотношения теперь еще важнее, чем раньше.

– Все сложно, мам.

Она протирает стол салфеткой и складывает посуду на поднос:

– Моя соседка по колледжу мочилась в кровать.

После паузы я говорю:

– Ясно.