Имре Шаркади - Избранное

Уездный партком предложил все же оставить Биро председателем, а Яноша Гала его заместителем, но потом, когда Биро, приехав в уезд, принялся ругать, поносить всех подряд, в первую очередь бывших середняков, стало ясно: с ним каши не сваришь, он неисправим. Сначала в председатели прочили Яноша Гала, но потом подумали, что зелен еще, знает пока что только свою бригаду, и потому остановились на кандидатуре Шандора Ульвецкого, если члены кооператива поддержат ее.

Ульвецкого выбрали почти единогласно. Янош Гал стал его заместителем, но скорей лишь формально; дело в том, что партийная организация направила его в начале октября на пятимесячные курсы руководящих работников, и когда в «Мичурине» за него голосовали, он, взволнованный, полный множества грандиозных планов, уже ехал в Будапешт.

Ульвецкий вознесся на вершину славы и счастья. Теперь он председатель кооператива, хозяин, в его распоряжении шесть тысяч хольдов земли, четыреста пятьдесят семей, — никогда еще не обладал он такой властью и могуществом. Перед этим померкли даже воспоминания о деятельности в партии мелких землевладельцев: на что в те годы мог он рассчитывать, хотя и выступал от имени десятков тысяч человек? Сейчас он выступает от имени семисот человек, но это реальность, прочная основа; тут, за его спиной, семь сотен членов кооператива имени Мичурина со своими маленькими заботами и большой жаждой счастья, со своими надеждами на будущее. И во главе них — он, Шандор Ульвецкий; за ним последнее слово не только в городе, но и в уезде; он будет ездить и в столицу на совещания руководителей сельскохозяйственных кооперативов. Он сможет полюбоваться Дунаем, мостами, покататься на американских горках, а утром отправится в парламент заседать вместе со всем правительством и партийным руководством. В пятидесяти шагах от него на трибуне будут сидеть Ракоши и другие члены правительства, которых он столько раз видел на фотографиях. Что в сравнении с этим роль вождя партии мелких землевладельцев? Кутежи, море вина и ничего больше. А тут… в гостиничном номере телефон, горячая вода в ванной, позвонишь, официант несет коньяк или черный кофе, — да, власть и могущество — это вещь! Растянувшись на кровати в гостинице, он, Шандор Ульвецкий, смотрит в окно на мерцающие огни города… Сегодня он председатель кооператива, ну а потом… Даже если этот мир рухнет, погребя под собой Яноша Гала, Ласло Биро, Каллаи, — всех, всех, он один выстоит и захватит огромные залы с лестницами, устланными коврами, которые созданы господом богом для того, чтобы кружили там в танце голые шлюхи да цыган наяривал на скрипке песню: «Продал десяток волов, денег в кармане полно; все прокучу до утра».

А Жужка?

Подумаешь, Жужка. Ничтожество, дрянь, дура. Она будет принадлежать ему, когда он захочет. Так думал он, глядя в окно, пьяный, с тяжелой головой, и вдруг решил: пока Янош в Будапеште, он обрюхатит Жужку. Вот порадуются-то, — ржал он.

Только спьяну лезли ему в голову подобные мысли. Трезвому Ульвецкому Жужа представлялась недоступной, для трезвого главным было не уронить собственный авторитет; нельзя пускаться в авантюру, идти на риск, на скандал. Ведь Жужа — жена известного бригадира, член правления, руководитель культсектора в кооперативе, она у всех на виду. Но когда вечером, пьяный, он бредет к Галам — с тех пор как они построили новый дом, они живут от него меньше чем в километре, — море ему по колено.

Кто запретит ему любоваться женщиной? Никто и не увидит, тем более Янош. Можно взять ее за руку, дружески обнять за плечи. Во хмелю ему чудилось, что он близок к цели, надо только не упустить случай, и эта желанная, более чем когда-либо желанная женщина будет принадлежать ему.

Представляя себе это, он скрежетал зубами. Ох, будь проклята эта жизнь, эта женщина и безумец, о ней помышляющий.

Потом пришли заботы и радости власти, одно желание подавляло другое. Поначалу казалось, что руководить — дело нехитрое. Крестьянин — не дурак, не тупая скотина, чтобы не понимать: на хорошо обработанной земле обильно родится пшеница и кукуруза, — стало быть, надо хорошо обрабатывать землю. Но не прошло и двух месяцев, как заботы возросли. У сельсовета — одни интересы, у членов кооператива — другие. Сельсовет добивается, чтобы все работы проводились в срок, а члены кооператива хотят работать на своих приусадебных участках. Сельсовет стоит за большие цифры в планах, члены кооператива — за маленькие. Да и среди самих членов кооператива мнения расходятся. Свинари требуют, чтобы построили новый хлев: им работать будет легче, увеличится приплод свиней, уменьшится падеж, а другие и слушать о таких капиталовложениях не желают. Всяк отстаивает свои мелкие интересы, все ждут от председателя и руководства разумных решений, а как тут быть, если ему наплевать и на новый хлев, и на рост урожайности и доходов? Для Ульвецкого одно было важно — что он председатель; по утрам его ждет бричка, в город на совещания он ездит на машине кооператива, подписывает документы, дает аванс, ставит людей на одну или другую работу. Вот она жизнь, а вовсе не то, что засело в голове у нескольких тупоголовых болванов.