Имре Шаркади - Избранное

Но вот наступает весна 1945-го, принесшая избавление от фашизма, и Имре Шаркади, подобно многим своим сверстникам, оказывается в гуще политических событий, безошибочно находит свое место в возрождающемся мире. Земельная реформа — первое крупное мероприятие демократической власти — приводит в движение огромные массы безземельного крестьянства. Шаркади, хорошо знакомый с миром окружающих Дебрецен хуторов, жизнью батраков и табунщиков Хортобадьской пусты, становится свидетелем и участником раздела земли, своими острыми выступлениями в печати активно вмешивается в преобразования и классовые столкновения на село. Через год — в 25 лет — он уже известный публицист, неутомимый сотрудник, а затем некоторое время заместитель редактора газеты Национальной крестьянской партии, работающий рядом с П. Верешем и Й. Дарвашем. По воспоминаниям современника, Шаркади «трудился с неслыханной работоспособностью, нередко практически один заполняя всю газету материалами… Плодовитость и легкость его тем более поражали, что он не нуждался, как, по крайней мере, казалось, в каком-либо плане, организованности, предварительном замысле… До сих пор остается загадкой, что на лету вручаемые им помреду или рассыльному страницы никогда не приходилось править — настолько ясной и продуманной была композиция, точными формулировки и акценты выходящего из-под его машинки импровизированного текста».

Более сложным оказалось найти путь к новой действительности в художественной прозе. Новеллы Шаркади 1947—1948 годов отражают прежде всего стремление осмыслить страшный опыт прошедшей войны, постичь природу обрушившегося на человечество фашистского зла, жертвой которого едва не стал и он сам, попав зимой 1945 г. в руки нилашистов, охотившихся за теми, кто уклонялся от воинской повинности. Однако мысль писателя движется пока что в отвлеченно философском русле, минуя анализ социальных отношений, порождающих насилие, зло, агрессивность. Не случайно многие из этих произведений написаны в форме притчи по известным мифологическим сюжетам («Ослепление Эдипа», «Борьба за истину», «Шкура сатира») или фольклорным мотивам («Каменщик Келемен»), в других действие перенесено в иную, не венгерскую, реальность, как в рассказе «Повстанцы» — эпизоде гражданской войны, разгоревшейся в 1946 году в Греции.

Антифашистским по своему иносказательному смыслу произведением является новелла «Каменщик Келемен». Это переложение известной венгерской народной баллады, основанной на древнем поверии, требующем жертвоприношения при возведении крепостных стен. Двенадцать каменщиков без устали кладут стены замка, но всякое утро застают кладку разрушенной. Чтобы изгнать разрушающих их труд духов, мастера, повинуясь поверию, решают замуровать в стену первую женщину, которая приедет на строительство повидать мужа. И только один Келемен не согласен с этим бесчеловечным решением, но не смеет противиться воле остальных. Пагубность своего малодушия он понимает слишком поздно — когда видит приближающуюся к строителям жену Анну. Почему же я молчал, мелькает в мыслях каменщика Келемена, «мне бы надо сказать громко, а может, и не говорить вовсе, а пойти на Болдижара, на сатану этого» (мастера, настоявшего на жертвоприношении). Не голос ли венгерского солдата-крестьянина, обманом и насилием втравленного своими господами в кровавую бойню, звучит в этих словах? Но этот протест, слабый и невысказанный, тут же сменяется в душе Келемена страхом перед товарищами и сознанием неотвратимости трагической развязки.

Подлинный облик фашизма показан И. Шаркади в «Дезертире» — одной из лучших новелл во всей венгерской прозе первых послевоенных лет. И здесь, как и в «Каменщике Келемене», в центре внимания стоит поведение безропотной жертвы, проблема «непротивления насилию». Однако язык реальной ситуации, созданной в этой новелле, позволяет писателю более ясно сформулировать свою позицию, взвесить меру ответственности не только беспощадных убийц, но и их безропотных жертв. Герой этой потрясающей своей простотой новеллы, одетый в солдатскую форму безымянный венгерский крестьянин, истосковавшись по теплу родного очага, безо всякого умысла дезертировать, решается самовольно навестить семью. Застигнутый врасплох карателями-нилашистами, он, даже не пытаясь объясниться или хоть как-то протестовать, безропотно встает под дула их автоматов. Свой приговор автор выносит не только и даже не столько убийцам — чудовищность их преступлений и так очевидна, — сколько таким вот запуганным, бессловесным существам, предпочитающим смерть риску.

Читать дальше