Имре Шаркади - Избранное

— Ну что ж, смотрите, — чуть погодя грустно протянул Бенце, убедившись, что не услышит отзывов.

Так он, не солоно хлебавши, и ушел из мастерской.

— Значит, вы собственность этого бородача, — проговорил Пишта с вымученной улыбкой.

— Как кобыла. Так вы считаете…

— Гм… Сказали бы лучше — лошадь…

— Нет, нет, слово удачное… Ну вот я и скисла. Пойдемте потанцуем, а завтра настроение у меня подымется и мы с вами увидимся. Где вы будете? В Пилише или еще где-нибудь?

— Вы правда туда приедете?

— Думаю, да. Давайте посмотрим, сварила ли Аннушка пунш. При виде вас она страшно смутилась.

— Еще бы, любая девушка, став прислугой, смутилась бы при встрече с кем-нибудь из старых знакомых.

— Ну, насколько я знаю Аннушку, ее этим трудно смутить. Это домашний деспот и фея в одном лице.

Пишта насмешливо улыбнулся.

— Возможно. Но знаете, несколько лет тому назад она, тогда еще девчонка, не это считала своей целью в жизни. Вы, конечно, возразите: Аннушка, мол, у вас зарабатывает больше, чем на производстве, и живется ей вольготней. Спорить против этого трудно, как и трудно противопоставить что-либо вашей квартире, машине, образу жизни, — но я все-таки попробую.

— Очень мило. Только, пожалуйста, не надо, лучше просто поговорим. Я взгляну, как там пунш, а вы пока посидите.

Аннушка уже сварила пунш и даже собралась подавать его; она успела переодеться, что очень удивило меня. Обычно, если ей случалось самой вставать среди ночи или мы ее будили, она предпочитала показываться гостям в белом купальном халате, зная, что в таком виде она весьма привлекательна — из-под халата, накинутого на голое тело, виднелись ее ноги выше колен. Теперь она была в платье и без чалмы. Я с изумлением смотрела на нее: неужели она переоделась ради Пишты?

Я недолго терялась в догадках; схватив меня за руку, она умоляюще зашептала:

— Ах, дорогая Эва, очень прошу вас, ничего не говорите обо мне Сабо.

Я удивилась и разозлилась: с чего она так волнуется?

— Ах, знаете, ведь… на заводе он был ужас какой важный парень… Когда я пришла к нему и сказала, что еду домой, он сердито поморщился. Он презирал девушек, которые уезжали обратно в деревню… А если теперь он узнает вдобавок, что здесь с вашего разрешения ночует Дежё — ей-богу, Эва, больше это не повторится, Дежё всегда уходит чуть свет, никто даже не видит его, — то что же Сабо подумает обо мне, да еще и о вас, ведь он очень строго смотрит на такие дела. Вы не выдадите меня, милая, дорогая Эва? Правда ведь?

— Да вы же знаете, что я никогда не сплетничаю.

— Знаю, знаю, но это не сплетня, а веселая шутка, над которой можно посмеяться…

— Хорошо, Аннушка. — Мне надоели ее мольбы. — Ведь мой муж понятия не имеет, что я разрешила Дежё здесь ночевать, поэтому я все равно не открыла бы вашего секрета. А теперь надо подать пунш.

Мы подали пунш. Гости, которые и раньше были под хмельком, совсем опьянели. Я не сразу заметила, что среди них нет уже Пишты.

Некоторое время я сидела кислая и злая, но потом из опасения, что гости поймут мое душевное состояние, начала усиленно пить и вскоре догнала их. Мы танцевали, и через час я уже овладела всеобщим вниманием. Я упивалась своим успехом, и мне было море по колено. Да, сегодня мне стукнуло тридцать, ну и что же? Это ровным счетом ничего не значит или значит лишь то, что до сих пор все шло как по маслу, я родилась в рубашке, мне все удавалось, и теперь стоит мне захотеть, и все сбудется. Какой-то пьяный молодой человек подсел ко мне в уголок; и, к полному моему удовольствию, стал объясняться мне в любви… Мне было весело: значит, я нравлюсь всем подряд. Потрепав юношу по волосам, я разрешила ему поцеловать мое колено — он почему-то упорно добивался этого — и сказала, что он может позвонить мне.

Уже начало светать, когда гости не спеша, группками, стали расходиться. Они тащили меня куда-то с собой, я чувствовала, что Бенце хочется пройтись, но никуда не пошла, и он тоже остался дома.

Я вся была ясная и чистая, как горный ручей, и чувствовала, что голова у меня тоже была ясной, хотя я здорово накачалась.

— Скульптура имела успех, — сказала я Бенце.

— И ты, — галантно ответил он. — Твой успех превзошел успех скульптуры. Сегодня на рассвете я взглянул на тебя и понял, что она не совсем мне удалась.

Он не спускал с меня выжидающего взгляда, жаждал услышать похвалу, но я молчала. К чему все это? После многолетней совместной жизни у меня с ним осталось так мало общего, лишь тонкая ниточка связывала нас теперь. Стоя у открытого окна, я потянулась и почувствовала прилив уверенности в себе. Вернее, чудовищную самоуверенность, вообразила, что способна творить чудеса. Вот уже несколько дней я хандрю и тоскую, спокойно думала я, в то время как от меня, исключительно от меня зависит, чтобы сбылись мои желания. Сейчас я лягу, отосплюсь, встану бодрая, и начнется в моей жизни что-то новое, пока еще неведомое.