Игорь Безрук - Лехнаволокские истории [СИ]

Юрка побрел к дому, Пальму оставил непривязанной, опасался судьбы Айны, хотя Айна и отвязанная не сумела бы постоять за себя: ей минул только третий месяц, совсем щенок. Пальма не доставала до её конуры. Конуру Айны Юрка поставил у самого огорода, под забором. Пальма спала обычно возле дома, охраняла вход, поэтому ничего не могла сделать. Только лаять, рвать цепь и скрести входную дверь острыми когтями.

— Ну, гуляй, гуляй, — кинул ей Юрка, возвращаясь в дом. — Увидишь негодницу — зови, я сегодня крепко не сплю. Только не дремай, днем выспишься.

Юрка разулся, скинул телогрейку, шаркая ногами по полу, прокрался в спальню. От прохладного тела Юрки жена глухо засопела и заворочалась, отодвигаясь к краю, чтобы Юрка мог лечь. Сквозь сон спросила:

— Ну что?

— Да ничего, спи. Ушла поганка. Будем надеяться, не вернется.

Жена отвернулась от него и, засопев, тут же погрузилась в сон. Юрка тоже смежил веки. Волчица изрядно его утомила. Почему она ушла? Испугалась? Вряд ли. Скорее всего, просто играла с ним. Жестоко, словно издевалась.

Утром Юрка встал, оделся, вышел во двор. Пальма тихо сопела в конуре. «Намаялась за ночь», — подумал он и пошел в хлев. Овца была на месте, — повернула к нему свою серую морду, глянула тупым отрешенным взглядом и снова задвигала нижней челюстью, пережевывая вязкую жвачку.

— Я ее подстерегу, — решил Степан, выслушав в обед Юркину историю. — Выходит, мы её не больно-то и испугали, раз она явилась снова. Мы с Финкой её подкараулим. Правда, Финка? — потрепал он свою любимицу за ухо. Финка понимающе напряглась и, выпустив когти, начала рыть землю. — Ну, ладно, ладно, — стал утихомиривать её Комлев, — вижу — все поняла. Молодец.

Договорились, что Степан подойдет к Юрке часам к одиннадцати вечера. Замечено было, что волчица появлялась к полуночи.

— Завтра поутру я все равно должен быть здесь, домой ехать нет смысла.

В потемках Юрка высматривал Степана у калитки.

— Ну, что — тихо? — спросил Степан, по привычке слегка усмехаясь и вскидывая свои густые с проседью брови на собеседника.

— Тихо, — ответил Юрка.

— Закурим?

Юрка вытащил из пачки сигарету и протянул Степану. Комлев прикурил от окурка Юрки.

Курили молча, зорко вглядываясь в ночь. Финка мирно свернулась у ног хозяина. Тишина изредка прерывалась непродолжительными звуками. Они возникали неожиданно и тут же пропадали.

Когда докурили, Степан потянул Юрку за собой:

— Пойдем, осмотрим твое хозяйство.

Обошли небольшой двор, заглянули за сараи, на огород.

— Сяду здесь, на завалинке, за банькой, — указал Степан. — Отсюда и видно хорошо, и посторонние звуки глохнут. Самое удобное место.

— Может, мне с тобой побыть? — предложил Юрка.

— Это лишнее. Сам управлюсь… Откуда, говоришь, она появляется?

— С севера. Идет по тропке между грядками. И ведь ничего не боится!

— Озлобленная она, вот и не боится. Ну ладно, тебе лучше уйти. Разговоры, запах… Она за версту учует — не приблизится. Ложись спокойно спать, мы с Финкой посторожим.

Собака при упоминании своего имени навострила уши.

— Может, хоть телогрейку вынести?

— Телогрейка не помешает, спасибо.

Через минуту Юрка вернулся с телогрейкой.

— Ну, удачной охоты. Пойду, значит.

— Да, да, — вскользь ответил Степан, занимая позицию. Он стал уже серьезен — он приступил к своим обязанностям.

Ветерок веял с юго-востока — в его сторону. Очень кстати. Учует волчица малейший подозрительный запах — рассчитывать не на что, будь ты хоть самым непревзойденным охотником.

Сумерки сгустились, звезд на темном небе прибавилось, но луна еще где-то пряталась. Это тоже на руку Степану.

Финка прилегла, но Степан знал: в нужную минуту она зверя за версту угадает.

Спать не хотелось. Охота — дело азартное, не до сна. Может, поэтому его впечатления от охоты всегда так ярки и незабываемы: неожиданный вскрик утки в тишине, коричневые комочки куропаток на ярком снегу, весенний оглушительный рев медведя, выбивающего прошлогодний тромб после спячки… И долгое ожидание не в тягость, потому как не просто ждешь, а будто соревнуешься в терпении — кто кого? Ты или зверь? К тому же терпение на охоте непростое: в нем важно и чувство, и предчувствие…

И Степан почувствовал. По учащенному биению собственного сердца, по какой-то необъяснимой тревоге, по тому, как Финка плавно приподняла голову, навострила уши и повела носом.

Комлев по привычке погладил лежавшее у него на коленях ружье, приструнил Финку приглушенным «ш-ш-ш!», понятным только им двоим звуком. Оба стали пристально вглядываться в темноту. Фонарь со столба возле дома освещал огород лишь наполовину — тусклым, неясным светом. Комлева, впрочем, от него заслоняла банька. Пальму по его совету Юрка запер в сарае, чтобы та истошным воем раньше времени не встревожила волчицу, но разве необученную собаку уймешь? Та все одно скоблилась в дверь и громко повизгивала — должно быть тоже ощутила приближение опасности.