Джулианна Маклин: Цвет неба

Пока я карабкалась через люк на чердак, длинный белый луч фонарика хаотично метался по балкам крыши. Наконец, я ощутила под ногами пол.

Я огляделась вокруг – повсюду стояли коробки, ящики с книгами, сундуки и чемоданы с маминой одеждой.

И вдруг я словно почувствовала, что мама где-то рядом. Ощутила ее присутствие, любовь. Каким-то непостижимым образом я поняла: мама рада, что я здесь.

Папа просунул голову в люк.

– Вау! Как тут много барахла! А я уж и забыл… – заметил он.

– Да, пап, ты не врал – ты правда оставил все, – сказала я задумчиво. Отец огляделся.

– Просто не мог заставить себя выбросить это, – буркнул он.

Я улыбнулась:

– Вот и хорошо.

Весь следующий час мы провели, разбирая мамины вещи. Среди коробок, чемоданов и сундуков я нашла много своего – мои старые школьные проекты, отчеты учителей, балетные костюмы и туфли для чечетки (я четыре года ходила в балетную студию и била чечетку).

Потом я наткнулась на огромный ящик, полный старых фотоальбомов, и совершила путешествие во времени к нашим семейным празднествам. Рождественские утренники. Поиск пасхальных яиц на заднем дворе.

У нашей семьи – мамы, папы и нас с Джен – была веселая, интересная жизнь. Жаль, что мы никогда об этом не вспоминали, никогда не ценили этого.

Последний фотоальбом, который я нашла в этом ящике, на самом дне, отличался от всех остальных.

Это был альбом с чьими-то детскими фотографиями, но не моими.

А мамиными.

Я медленно открыла первую страницу и скользнула пальцами по черно-белой карточке, на которой мама была запечатлена плещущейся в круглой стальной ванне. Ярко светило солнце. Позади нее на веревках висят полотенца, развевающиеся на ветру. А вокруг – море.

Дальше были детские фото мамы с ее родными. Я наткнулась на общую фотографию мамы с моими отцами – Питером и Мэттом. На снимке троица восседала на велосипедах, шаловливо улыбаясь в камеру.

Я была так рада ощущать, что теперь мне известна вся правда о жизни мамы. И понимать свои корни.

И вдруг на глаза мне попалось кое-что, от чего волосы встали дыбом.

Снимок мамы и Мэтта на детской площадке, на качелях рядом друг с другом. Им там не больше пяти-шести лет. За мамой стоит ее мать, держась за веревку качелей.

А за Мэттом стоит красивая темноволосая молодая женщина. Она улыбается и придерживает полы соломенной шляпы. И вот эту-то самую шляпу я уже точно видела раньше.

– Папа, кто она? – протянула я отцу альбом. – Эта женщина в шляпе.

Тот прищурился и поправил свои очки.

– Мать Мэтта.

Он перевел взгляд на меня.

– Она погибла, когда Мэтт был совсем ребенком. Ему тогда было всего семь или восемь. Упала с лестницы.

Я снова взяла альбом, с опаской посмотрела на фотографию. И спросила:

– То есть она моя бабушка?

Он снял очки.

– Да. Ее звали Кэтрин.

– И она любила возиться в саду, да? – задала я еще один вопрос, чувствуя, как внутри меня разливается тепло.

– Да. У них был лучший сад на всей нашей улице. Как ты узнала? – недоуменно произнес папа.

Я медленно перевернула страницу. И поведала:

– Когда я была… В общем, Кэтрин была там. Я не говорила тебе раньше об этом. Слишком много было всего другого, о чем стоило рассказать. Но Кэтрин была там, когда я приехала к маме. Что-то делала в саду. Представилась ее соседкой. И на ней была эта самая шляпа.

Папа понимающе кивнул, и мы вернулись к разбору вещей.

Я все-таки смогла найти то, что хотела. Среди вороха курсовых работ и проектов, которые мама писала будучи студенткой Уэлсли, была спрятана папина рукопись.

Она представляла собой стопку из нескольких сотен разлинованных страниц, исписанных мелким почерком и перевязанных бечевкой.

– Нашла.

Плюхнувшись на сундук, я развязала бечевку и открыла рукопись на первой странице.

– Погоди… Пожалуйста, остановись, – сказал отец и поднялся на ноги. Я посмотрела на него с любопытством, не понимая – это он так хотел меня о чем-то предупредить?

– Не стоит читать ее здесь, – продолжил отец. – Глаза испортишь. Спустись в гостиную. Можешь сесть за мой стол, а я принесу тебе кофе.

Я испуганно смотрела на него снизу вверх пару секунд, а потом смогла улыбнуться.

– Ты прав, папа. Мне нужно больше света.

Обхватив новообретенное сокровище, я двинулась к лестнице вслед за папой.

Я всю ночь читала отцовскую рукопись, которую он сумел закончить всего за неделю до смерти.

Выпрямившись в кресле и смахнув со щек несколько слезинок, я откинулась на спинку стула и задумалась, что делать с этой книгой. В том, что она гениальна, не было никаких сомнений, но она была страниц на двести больше стандартного романа. И автора, который мог бы сократить рукопись и разослать ее в издательства, уже не было в живых.