Джулианна Маклин - Цвет неба

О, как же я упивалась ощущением ветра и морской соли! Я вдыхала освежающий аромат моря, слушала крики морских птиц, паривших над моей головой, – они словно провожали яхту, летели следом. Меня накрыло сумасшедшее веселье, прямо-таки эйфория.

– Ты прав! – кричала я Мэтту сквозь ветер. – Это правда счастье!

Мы были на правом галсе, под бейдевиндом, но потом Мэтт предложил выйти на более крутой бейдевинд. Я выпрыгнула на полубак и перевязала такелаж. Мэтт вывернул руль, чтобы поймать галфвинд, и яхта помчалась еще быстрее, с шумом срывая с волн пенные барашки, словно радуясь собственной скорости, как радовались ей мы с Мэттом. Но вот пришло время делать разворот.

– Готова к маневру? – крикнул Мэтт. – Помнишь, что делать?

Мои волосы развевались на ветру, и непослушные пряди лезли в глаза.

– Да! Крикни, как будешь готов! – сказала я.

Мэтт кивнул, потом сделал право руля и пригнулся. Рангоут промчался рядом. Я выбрала кливер-шкот и установила его в новом направлении.

Перейдя на другой борт, я проверила, в порядке ли парус, и закрепила канат.

– Хочешь за штурвал? – спросил Мэтт.

Я снова прыгнула в кают-компанию.

– Конечно.

Взяв в руки штурвал и стараясь удерживать его ровно, я увидела, что Мэтт в изнеможении опустился на сиденье. Он наклонился вперед, упер локти в колени, сцепив руки и опустив голову.

– Все нормально? – спросила я.

Мэтт поднял голову.

– Да, просто неважно спал прошлой ночью.

Мы продолжали плыть по ярко-синей глади моря.

– Ты прекрасный яхтсмен, – сказал Мэтт, – все помнишь, сноровку не потеряла.

– Наверное, тут как с велосипедом – разучиться невозможно.

Мы неслись по морским волнам, и в тот момент для меня словно не существовало того мира, что остался там, позади. Каким-то непостижимым образом мне удалось забыть о своих исследованиях, выкинуть из головы все мысли о будущем… Я даже имя свое с трудом помнила. Важна была лишь скорость, направление ветра и ощущение штурвала в руках.

И то, что рядом Мэтт.

– Восхитительно, – сказала я.

Прищурившись, я окинула взглядом горизонт, который поднимался и опускался вслед за корпусом яхты, прыгающим по волнам.

– Потрясающая яхта. Идеально слушается, – с удовлетворением заметила я.

Мэтт все так же сидел на скамейке спиной к транцу, задрав колено и положив на него руку. И тоже смотрел на горизонт.

– Я просто на седьмом небе от счастья! – воскликнула я. – Спасибо, что взял меня с собой сегодня. Дух захватывает. Вот он – рай!

Мэтт поднялся с места, подошел ко мне и взялся за штурвал. С мгновение мы держали его оба, наслаждаясь восхитительным днем.

Настала моя очередь отдохнуть. Я отпустила рулевое колесо и плюхнулась на скамейку, прижав колени к груди.

Мэтт посмотрел на меня сверху вниз сосредоточенным, но исполненным спокойствия взглядом.

– Ты веришь в рай? – сказал он и усмехнулся. – Ты ведь сама о нем заговорила.

Прядь волос растрепалась по моему лицу. Я убрала ее за ухо.

– Не знаю, – сказала я. – Не то чтобы я о нем никогда не думала. Думала. И довольно часто. Особенно когда остаюсь одна. Загвоздка в том, что во мне каждый раз говорит рациональное начало: мне хочется получить доказательства его существования, а ведь их нет.

Словно конькобежец, яхта накренилась вперед, скользя по кристально чистой глади воды.

– Иногда мне кажется, что, может быть, вот это и есть рай, – продолжала я, чувствуя, как Мэтт переключил внимание на мое лицо, ощущая это даже с того расстояния, на котором мы находились друг от друга.

– Как так?

– Что вот такие моменты удовольствия – это и есть рай, – попыталась я объяснить. – Минуты, когда нас переполняет счастье. Ты сказал, что сегодня мы возьмем курс прямо на счастье, и ты был прав. Так я себя сейчас и чувствую – среди этой водной глади и неба, когда вдыхаю свежий соленый бриз. Как будто все мои чувства разом ожили и обострились. Разве не таким должен быть рай? В нем же испытываешь полное блаженство, так ведь?

Мэтт покосился на меня.

– Значит, ты веришь в рай на земле?

То, что с ним можно было разговаривать на столь философские темы так легко, меня не удивляло. За всю мою жизнь я больше ни с кем не могла о таком поговорить. Никто о подобном даже не заикался. По крайней мере, точно не вслух, во время обычной беседы.

– Как знать, – ответила я. – Может быть, сейчас мы можем испытать лишь малую толику того, что нас ждет после смерти. Ведь все это счастье – оно в наших душах, так? Это не фантазия нашего разума или плоти. Даже не сердца. Когда люди говорят о радости в сердце человека, на самом деле они имеют в виду душу, ты же понимаешь, да? Потому что сердце – просто орган, и когда мы умираем, он останавливается. И умирает вместе с телом.