Джулианна Маклин - Цвет неба

Должна заметить, я не сказала ничего, что тебе правда нужно было бы знать, и ничего про твоего отца…

Внезапно мне так сильно захотелось услышать остальную часть ее рассказа и понять, что же она имела в виду. Может быть, это помогло бы мне найти выход из той пропасти, куда я провалилась, в мир, где я когда-то была счастлива.

Трудно себе представить, но когда-то было время, когда я так же, как все, вращалась в механизме нашей жизни. Хотя моя жизнь больше напоминала поездку в неисправной кабинке на «американских горках». И точно не имела ничего общего со сказками.

Кроме того, я пережила свой худший кошмар. Но я ведь еще была жива? Меган все еще в меня верила. Она знала, что я могла бы все исправить. Она хотела бы этого.

Так что я решилась. Такой уверенности я не чувствовала уже давно. Перешла дорогу и подошла к воротам, не сводя глаз с мамы, и мое сердце забилось сильнее от любопытства и нетерпения.

Было начало октября 1968 года, когда моя судьба изменилась навсегда: жуткая приливная волна обрушилась на берег моей жизни, сметая все на своем пути.

Мне только что исполнилось двадцать, и я училась на втором курсе в колледже Уэлсли. Мы с Питером по-прежнему встречались. Он работал на отцовской фабрике в Августе и собирался занять место своего отца, когда придет время.

В выпускной год я подала документы в несколько колледжей. У меня были хорошие отметки и прекрасная характеристика, поэтому меня без труда приняли в Уэлсли, где мне была предоставлена большая стипендия. Как же я была счастлива, открыв письмо из этого замечательного колледжа. Я полагала, что это мое самое большое достижение за всю жизнь.

Только все вышло совсем не так. Мне предстояло совершить кое-что и поважнее, только я об этом пока еще не знала.

Два года я изучала мировую социологию и культурологию, особенно меня интересовали Африка, Латинская Америка и Азия. Я изучила все аспекты кросс-культурной гендерологии, семьеведения, права и экономики. Осенью 1968 года я с нетерпением ожидала окончания обучения, когда получу степень бакалавра свободных искусств со специализацией в сфере культурной антропологии.

Но я не знала, какая жизнь мне предстоит. Большинство девушек из Уэлсли вскоре после окончания колледжа завели семьи. Кое-кому из них семейная жизнь удалась особенно – в ту эпоху выйти замуж и воспитывать детей считалось для женщины обычным делом.

Возможно, именно поэтому в выпускной год я была такой рассеянной: я не была уверена, что готова к такой судьбе.

Помню, как в один из дождливых вторников я сидела за столом в своей комнате в общежитии перед открытым учебником. Но сосредоточиться на учебе никак не могла. То и дело поглядывала в окно, на сверкающие капли дождя, стекавшие по стеклу дрожащими ручейками на карниз. Сильный ветер сдувал с деревьев листья и бился в окно.

Тусклый свет настольной лампы и разыгравшаяся на улице непогода настроили меня на мечтательный, задумчивый лад. Я подумала о Питере. Конечно, я скучала по нему, но в то же время мне не очень нравились картины семейного быта, которые теперь, словно слайды, мелькали у меня перед глазами.

Свадебное платье. Торт. Готовка, уборка, глажка, хозяйственное мыло, сожженная курица…

Я пыталась сосредоточиться на учебе, но мое сердце бешено колотилось. Во мне поднималась волна паники – паники, которая быстро переросла в отчаяние.

В моем мозгу вилась череда мыслей: я еще так молода. Почти ничего в жизни не испытала. Я просто не готова закрыть перед собой все двери и утонуть в пучине семейного быта.

У Питера же насчет будущего не было ни тени сомнения. Он просто ждал, пока я закончу колледж и, как ему казалось, буду готова пройтись по церкви в красивом платье с букетом в руках.

Он бы и сразу после школы женился на мне, если бы я не собралась пойти в колледж. Питер согласился подождать только потому, что хотел дать мне возможность узнать мир. Он знал, как мне это было нужно, потому что знал меня лучше, чем кто-либо другой.

Только это не значило, что он понимает.

Я продолжала сидеть так перед учебником, грызя ногти, пытаясь побороть нарастающее беспокойство.

И не то чтобы я не любила Питера. Любила. Очень любила. Но все это время я чувствовала внутри себя какую-то щемящую тоску, и это меня расстраивало – я ведь даже не знала, откуда она. Какое-то время я думала, что Уэлсли излечит меня от этой таинственной муки, но она осталась, словно магнитом прикрепившись к моему сердцу.