Пэм Дженофф - Пропавшие девушки Парижа [litres]

Но почерк теперь был знаком – сильный упор на первое слово, как у Мари.

– На этот раз похоже на нее, да? – заключила Джейн, надеясь, что Элеонора согласится с ней.

– Да, – ответила та. В учебном центре Мари постоянно внушали не рассказывать о себе, не выдавать факты своей биографии и сведения личного характера. Возможно, отписавшись дежурной фразой, она просто следовала этому правилу.

– И что дальше? – Джейн неуверенно смотрела на Элеонору, спрашивая, должна ли она сообщить радиограммой о следующей доставке оружия.

Элеонора медлила. Девушки-агенты прошли хорошую школу, их обучили всему, что могло им пригодиться. Она просто осторожничает, что на нее вовсе не похоже. Она должна верить, что ее подопечные способны выполнять задания и принимать верные решения. В противном случае ничего не получится, все развалится.

Элеонора стояла перед нелегким выбором. Она впилась взглядом в приемопередатчик, словно и впрямь могла услышать и распознать голос Мари. Элеонора была убеждена, что Мари, несмотря на трудности, с которыми ей пришлось столкнуться в Арисейг-Хаусе, – волевая умная женщина, что за период подготовки ее боевой дух окреп и она в состоянии совладать с трудностями, которые ждут ее в тылу врага. Иначе она никогда не отправила бы ее на столь опасную территорию. Элеонора обязана верить: Мари не допустит, чтобы что-то случилось с ее рацией. Прекращение радиообмена с Мари усложнит выполнение боевых задач. Либо ей сейчас отправят сообщение, либо нет – третьего не дано.

Элеонора с вызовом вскинула подбородок.

– Отправляй, – отдала она распоряжение Джейн. И вышла из комнаты.

Франция, 1944 г.

Мари сидела в одиночестве на чердаке и, коротая часы ожидания до выхода в эфир, старалась не думать о соседстве с немцами, обитавшими прямо за стенкой.

Больше недели прошло с тех пор, как Джулиан привел ее в Рони-сюр-Сен. Больше он не объявлялся, и она частенько думала, где он и что с ним. Крошечная квартирка, где она поселилась, была вполне уютной. В ней имелось два окна: одно, с переднего фасада, выходило на улицу; другое, с заднего, – на канал. Во второе окно сейчас светило предвечернее солнце, отбрасывая причудливые блики на старенькое одеяло, что накрывало кровать.

Как оказалось, немцы не только любили наведываться в кафе на нижнем этаже. Они проживали в этом же здании, в том числе и в соседней квартире, занимавшей вторую половину верхнего этажа; остальные располагались ниже. Когда Мари это обнаружила – однажды поздно вечером, по пути в туалет, что находился в конце коридора, – она подумала, что Джулиан сумасшедший. Или, возможно, ему просто плевать на то, что ее могут арестовать. Но потом она поняла, что эта квартира – идеальная явка: столь вопиющей дерзости немцы точно от них не ждут. И ей доставляло особое удовольствие работать в буквальном смысле у них под носом.

Мари посмотрела на часы. Пять пятнадцать. Близилось время выхода в эфир. Ей предстояло передать сообщение, которое ранее принес незнакомый связной. Труднее всего Мари давалось ожидание, о чем в учебном центре ее никто не предупредил. В течение дня она ждала доставки донесений, которые следовало отправить радиограммой. Ночью слушала радио, надеясь, что Би-би-си по завершении обзора новостей передаст messages personnel [12] Messages personnel ( фр .) – частные объявления. , содержащие скрытую информацию о прибытии какого-то агента, или иносказательно объявит об открытии второго фронта. Квартиру она покидала не часто. Один раз сходила на рынок, что устраивали по вторникам на площади, второй – в кондитерскую – для отвода глаз, чтобы о ней не дай бог не начали болтать местные жители, у которых затворничество приезжей женщины, поселившейся в квартире на улице Антон, непременно вызвало бы подозрение. Она так редко показывалась на людях, что ей даже не случалось прибегать к псевдониму или легенде, разве что в разговоре с домовладелицей, с которой она сталкивалась несколько раз.

Мари смотрела из окна на окутанные мягким сиянием луга и с тоской думала о Тесс, надеясь, что в Восточной Англии погода стоит хорошая и, поскольку дни стали длиннее, дочь после ужина имеет возможность немного поиграть на улице. Если б только ей позволили взять с собой фото Тесс… Конечно образ дочери жил в ее памяти, хотя внешне та, наверно, уже изменилась с тех пор, как Мари видела ее последний раз.

Она приставила стул к низенькому столику в углу комнаты, где стояла рация, ненадежно замаскированная под граммофон с переворачивающейся крышкой, которая мгновенно скрывала приемопередатчик. Мари достала из комбинации ранее доставленный связным клочок бумаги с уже знакомым ей почерком Веспера. В первую очередь следовало зашифровать сообщение. Мари нащупала за подкладкой в туфле «ключ» – лоскуток шелка с одноразовым шифром. Само донесение для Мари представляло невразумительный набор загадочных терминов и уведомлений, которые понятны были только Весперу и, она надеялась, тем, кто получит его в Норджби-Хаусе. Может, в их числе будет и Элеонора, подумала она. Мари несколько раз прочитала зашифрованный текст, который собиралась отправить. Убедившись в том, что ненужных ошибок она не допустила, Мари сожгла оригинал – некодированное сообщение – над пламенем стоявшей перед ней свечи. Чтобы не обжечь пальцы, последний клочок она бросила прямо на огонь.