Пэм Дженофф - Пропавшие девушки Парижа [litres]

– Можете войти. – Мик кивком показал на дверь.

Элеонора медлила, будто ее ноги вдруг приросли к полу. Она смотрела на человека, который, возможно, мог ответить на все ее вопросы. Пожалуй, впервые она засомневалась: а нужна ли ей эта правда? Не проще ли вернуться и сказать родным погибших, что она узнала, где и как умерли девушки? Это она действительно выяснила, и для большинства этого было бы достаточно. Но потом Элеонора представила родителей девушек, вопрошающих с болью в глазах: почему? Она ведь поклялась себе, что установит, как это произошло, по какой причине. Нужно узнать всё.

Криглер размещался в маленькой камере прямоугольной формы, где имелись койка с одеялом и небольшая лампа. В углу стоял кофейник.

– Шикарно живут у вас заключенные.

– Таковы требования Женевской конвенции, Элли. Это офицеры высокого ранга. Мы стараемся соблюдать все установления, чтобы нас не обвинили в ненадлежащем обращении.

– С моими девочками наверняка не очень-то церемонились, – покачала головой Элеонора.

– Входите, – повторил Мик, обеспокоенно глянув через плечо. – У нас мало времени.

Элеонора сделала глубокий вдох и открыла дверь.

– Герр Криглер. – Она обратилась к нему как к гражданскому лицу, считая, что он недостоин офицерского звания. Криглер повернулся к ней. Лицо его оставалось бесстрастным. – Я – Элеонора Тригг.

– Я знаю, кто вы. – Он поднялся из вежливости, словно они были в кафе, собираясь вместе выпить кофе. – Рад, что мы наконец-то познакомились лично. – В его голосе не слышалось страха. Тон у него был фамильярный, почти что сердечный.

– Вам известно, кто я? – опешила Элеонора.

– Конечно. Нам все известно. – От нее не укрылось, что Криглер употребил настоящее время. Он жестом показал на кофейник. – Может быть, кофе? Я попрошу, чтобы принесли вторую чашку.

Я скорее яд проглочу, чем стану пить кофе с вами , хотела сказать Элеонора, но вместо этого просто покачала головой. Криглер отпил из чашки кофе и поморщился.

– Да, у нас в Вене кофе намного вкуснее. На Штефансплац есть маленькое кафе. Мы с дочкой любили там лакомиться шоколадным тортом с кофе.

– Сколько лет вашей дочери?

– Теперь уже одиннадцать. Я не видел ее четыре года. Но вы, насколько я понимаю, пришли поговорить не о детях и кофе. Хотите расспросить меня про ваших девочек?

Словно он ждал ее. И эти приводило Элеонору в смятение.

– Про женщин-агентов, – поправила она его. – Про тех, кто не вернулся домой. Мне известно, что их нет в живых, – добавила она, не желая слышать это из его уст. – Я хочу знать, как они погибли – и как их вычислили.

– Погибли в газовых камерах или были расстреляны, здесь или в каком-то другом лагере. Какая разница? – От его хладнокровного тона она побледнела. – Они были шпионками.

– Они не были шпионками, – рассердилась Элеонора.

– А кем же они, по-вашему, были? – парировал Криглер. – Одеты были в штатское, вели подрывную деятельность на оккупированной территории. Их арестовали и убили.

– Это я знаю, – сказала Элеонора, беря себя в руки. – Меня интересует, как их вычислили? – Криглер, продолжая упорствовать, отвел взгляд. – Между прочим, у тех женщин тоже были дети, дочери, как у вас. И эти дети никогда больше не увидят своих матерей.

Она заметила, как что-то дрогнуло в глазах Криглера, в них промелькнул страх.

– И я свою больше никогда не увижу. Меня повесят, – произнес он.

Если есть на свете справедливость .

– Наверняка вы этого знать не можете. Если будете сотрудничать со следствием, возможно, вас приговорят к пожизненному заключению. Так почему бы не рассказать мне правду? – настаивала Элеонора. – То, о чем я спрашиваю, к обвинению не имеет отношения, – добавила она, на мгновение позабыв про обещание помочь, что она дала Мику. – Со стороны своих вам опасаться больше нечего. Все остальные либо арестованы, либо их уже нет в живых.

– Бывают такие тайны, которые лучше унести в могилу.

Что же это за тайны такие? Почему человек, стоящий на пороге смерти, предпочитает хранить молчание?

Элеонора решила испробовать другую тактику. Она достала из сумки фотографии и дала их Криглеру. Он стал их просматривать. Потом вдруг остановился и вытянул в руке один снимок.

– Мари. – Взгляд его вспыхнул, будто он что-то вспомнил. Криглер показал на свое лицо, на незарубцевавшийся шрам. – Она пустила в ход когти, оцарапала меня вот здесь и здесь. – Оставила на нем отметину, которая никогда не изгладится. – Но в конечном итоге сделала все, что от нее требовалось. Не ради спасения собственной жизни, а чтобы спасти его.