Пэм Дженофф - Пропавшие девушки Парижа [litres]

Сгущались сумерки. Анри молча вел машину по улицам Парижа. Первые дни, мотаясь по госучреждениям, Элеонора сам город почти не замечала. Теперь она внимательно смотрела в окно, отчасти чтобы успокоить нервы – и чтобы запомнить дорогу, на тот случай, если придется в спешке возвращаться в гостиницу. На улицах было оживленно, за большими окнами кафе болтали модно одетые мужчины и женщины, владельцы магазинов опускали на ночь навесы. Однако все это по-прежнему окутывал некий туман войны, приглушавший некогда яркие краски Парижа.

Наконец машина свернула на широкую улицу с жилыми домами. Увидев на углу табличку «Авеню Фош», Элеонора сразу все поняла. Живот будто на узел стянуло. В военных разведсводках ей встречался адрес: авеню Фош, дом 84. Во время оккупации там размещалась парижская штаб-квартира немецкой контрразведки – СД.

Не нервничай, дыши ровно, уговаривала она себя. Машина остановилась перед входом в пятиэтажный особняк с балконами из кованого железа. СД больше нет, рассуждала Элеонора. Анри Дюке – участник движения Сопротивления. Он – союзник, во всяком случае, был союзником в прошлом. Наверно, он не просто так привез ее сюда. Возможно, здесь она что-то выяснит.

Элеонора вышла из машины. Холодный зимний воздух обжег лицо, гулявший по широкому бульвару хлесткий ветер, казалось, пронизывал насквозь. Флагшток над главным входом в здание, на котором еще год назад наверняка развевался флаг со свастикой, был пуст. Анри отпер дверь здания. Откуда у него ключ? Элеонору оглушила тишина вестибюля. С виду это был обычный дом, который приспособили под учреждение, но Элеонора много раз читала о жестоких пытках, которым подвергали здесь арестованных во время допросов. Она внутренне содрогнулась, но попыталась держать себя в руках, поднимаясь по лестнице вслед за Анри.

– Здесь. – Он открыл одну из дверей на втором этаже и пропустил ее вперед. Это был кабинет, не больше кабинета Директора в их управлении. Письменный стол, журнальный столик, несколько стульев. Немцы покинули это здание много месяцев назад, но стены здесь все еще воняли сигаретным дымом, мочой и чем-то еще, имевшим запахи металла и гнили.

В углу Элеонора увидела один из их радиопередатчиков, вне сомнения, тот самый, что погубил агентов.

– Передатчик… как он к ним попал?

– Мы считаем, что немцы внедрили своего агента в наше марсельское отделение. При аресте агентов в Марселе они захватили и рацию. Потом, действуя под видом разных радистов, они получали информацию о местах доставки оружия и даже агентов. Новые аресты, новые рации. Эта, кажется, появилась позже.

– Но как они могли действовать под видом наших агентов? Каждая рация имеет элементы защиты. Сложные шифры, кристаллы, специальные проверочные коды.

– Я долго пытался понять, что происходит. Некоторые кристаллы повторялись. Шифры, по-видимому, не были уникальными. Так что можно было работать под видом того или иного радиста даже без его шифровальных кодов и кристаллов. – Это был недочет, и Элеонора казнила себя за то, что не устранила его, когда такая возможность была.

– А проверочные коды?

– Не знаю. Это вы мне скажите.

Элеонора подошла к рации, провела рукой по панели. Один ключ был искривлен. Ей вспомнился тот день в Арисейг-Хаусе, когда она демонтировала рацию Мари, чтобы проверить ее подготовку. Теперь она уже не сомневалась, что Мари была арестована.

– Вы видели радистку?

Анри покачал головой.

– Сам я здесь не бывал. Но у нас был свой человек – женщина, которая работала здесь поваром и уборщицей. Она рассказывала, что сюда привезли англичанку, что та отказывалась сотрудничать и передавать сообщения. Держалась, сколько могла.

Элеонора прокашлялась.

– А Веспер тоже здесь был?

При этом имени Анри помрачнел.

– Да.

– Где их держали?

Он повел ее из кабинета, затем вверх по узкой лестнице. Один пролет, еще один. Вскоре Элеонора стояла в тесном чердачном помещении. Не такой ожидала она увидеть камеру для пленных при штабе СД, куда на допросы привозили самых разыскиваемых беглецов. Здесь стояло шесть казарменных коек, вроде тех, на каких спали девушки в период обучения в Арисейг-Хаусе. В углу – забитая книгами пыльная полка. Помещение имело голый вид: ни простыней, ни одежды, ни личных вещей. Но она заметила крошечные свидетельства пребывания пленных: буквы и другие значки, нацарапанные на металлических каркасах коек. Матрас ближайшей к ней койки был испачкан кровью. Элеонора посмотрела в окно. Над крышами домов чуть виднелась Эйфелева башня. Она представила, каково было тем, кто провел здесь свои последние дни: они взирали на красоты Парижа, оставаясь в плену собственного отчаяния.