Фигль-Мигль - Долой стыд

И вот он спрашивает, почему мы так уверены, что грамотность между ДК и Импром распределена непропорционально, и поди разбери, что при этом думает, наверняка ведь просто смеётся. Но ничего не скажешь наверняка о человеке, которого знаешь только с одной стороны. (Ставлю восклицательный знак.)

— Они не патриоты, они — позор родины.

Поговорили о патриотизме — так, без разглагольствований. Нам нельзя разглагольствовать. Можно подумать, мы не хотели бы называться Имперским разъездом сами! Мы и есть настоящий Имперский разъезд! Или даже Священная дружина. (Витте говорил святая дружина , поправляет всегда Худой. У него слабость к истории. Рассказывает нам кошмарные вещи про декабристов и Уинстона Черчилля. Нет такого исторического события или персонажа, о котором Худой не рассказал бы какие-то ужасы.) Конечно, если ты назвался «Чёрные братья», или «Союз спасения», или «Тайное рыцарство», или «Общество мстителей», то жди вопросов от структур и пристального внимания публики; а вот «Кружок друзей природы» и «Зелёная лампа» никого не заинтересуют. Та же Священная дружина: прорва потраченных впустую денег и всеобщие насмешки. Назвались бы филателистами — и работали спокойно.

Подумав-порассуждав, мы решили не называться никак. Где союзы да братья, там списки и клятвы, где списки — там и протоколы собраний, а где протоколы — доносы и следователи. Дурацкая конспирация приводит к проблемам и сочинениям в тетрадку «как я попал в декабристы и что за этим последовало». Без помпы, говорит всегда Максим. (Тьфу, Худой.) Что бы это ни было, это будет сделано без помпы.

Вернулись к письмам.

— А как они поверят, что это не розыгрыш?

— Очень просто, — сказал Граф. — Это можно сделать. Они получат письма с адресов друг друга. Но я предлагаю послать на бумаге.

На бумаге! Мы даже притихли. В бумажных письмах было что-то величественное и трагичное.

— Можно ещё сибирскую язву положить в конверт.

— Отличная мысль. У тебя есть?

— Положим зубной порошок.

— А когда они сделают анализ и поймут, что это зубной порошок?

— Ну когда ещё это будет. Помните, какой в Штатах поднялся переполох? Из-за зубного порошка. Или стирального.

— Верно. Вся цивилизация стоит сейчас в позе лотоса.

— Сидит.

— ...Почему сидит?

— В позе лотоса сидят.

— Ну, значит, в какой-нибудь другой позе.

— Ах да, кстати, — сказал Штык тем простеньким, скучным голосом — как бы невзначай, — от которого у нас включается боевая тревога, — на меня тут вышли. С предложением. Вот послушайте.

Его выслушали в гробовой тишине.

— Мы так не договаривались, — говорит Блондинка от лица всех. — Группа автономна.

— Это совершенно другой уровень возможностей.

— А взамен мы будем убивать тех, на кого нам укажут?

— Иногда. И мы всегда сможем проверить, на кого и почему нам указали.

— Мы видим, что нас хотят использовать, — сказал Худой, — и для вида соглашаемся, и думаем, что окажемся хитрее и будем использовать сами. Эти игры плохо заканчиваются.

И потом Граф:

— А как это они на тебя «вышли»? Ты хочешь сказать, что кто-то знает?

— И кто такие «они»?

Штык был готов к противодействию. Он всегда к нему готов — поэтому Худому и удаётся им манипулировать. Он дал очень ловкие, грамотные объяснения, заверил, что был осторожен. Вот уж не сомневаюсь: он был осторожен. Худой говорит, что вывалить в случайной болтовне со случайным человеком все свои чёрные замыслы — тоже вид конспирации, не такой уж неудачный, потому что кто примет всерьёз клоуна, — но Штык новаторства не любит и по старинке держит язык за зубами. У него при этом такой напряжённый и непроницаемый вид... ну как это объяснить? Вид человека, который отлично умеет скрывать, потому что ему есть что скрывать... такой у него вид, что лучше бы не было такого вида.

Его контакт оказался грязно известным специалистом из Москвы: политолог, мастер технологий, существо, слепленное из трухи и неврозов. Настряпать денег, попасть на обложку — всё это он делал и всё портил, в когтях странного недуга.

— И чего московскому у себя не сидится?

— У него проблемы. Приехал на передовую медаль зарабатывать.

— И с каких пор мы передовая?

— А выборá?

— Им нужен акт под выборá?

Мы презираем демократические выборы в лучших традициях правового нигилизма. И все другие презираем тоже. Бессмысленная трата казённых денег, говорит Граф. Расклады-пилёжки, говорит Блондинка. Торжество парламентаризма над идеей народоправства, говорит Худой. Чем сильнее партии, тем ничтожнее власть электората. Это звучит чересчур мудрёно для остальных.