Кристоф Хайн - Чужой друг

Мы лежали рядом, едва касаясь друг друга, молчали и курили. Каждый думал о своем, спокойно и в то же время с какими-то томительными предчувствиями.

На следующий день я помогала матери готовить новогодний стол, а Генри пошел с отцом во двор, где у отца был сарайчик. Потом Генри рассказал, что они что-то вытачивали там на токарном станке.

После обеда мы с Генри прогулялись по городу. День был ясный, солнечный. Выпавший за ночь снег затоптали, и теперь он лежал серый и грязный. Из подворотен дети бросали нам вслед шутихи. Одни ребята с визгом убегали в подъезд, другие со скучающими лицами наблюдали за нашей реакцией.

Было тепло, и мы шли в расстегнутых пальто. Генри спросил, чего я жду от него. Я не поняла вопроса и недоуменно подняла брови.

— Как ты представляешь себе наши дальнейшие отношения?

Я ответила, что не задумывалась об этом.

— И хорошо, — проговорил Генри. — Мне не хотелось бы разочаровывать тебя, да и самому не хочется новых разочарований.

Я сказала, что вполне с ним согласна. Генри загадочно произнес:

— Будем надеяться.

В церкви служили вечерню. Мы присели на последнюю скамью послушать. Кроме нас, здесь было лишь несколько пожилых людей. Священник все время поглядывал на нас. Вскоре у меня появилось ощущение, будто мы мешаем. Мы тут были чужими. Мы ушли из церкви.

По дороге домой нам повстречалось довольно много пар. У женщин из-под шуб выглядывали длинные платья, в волосах блестели стразы. Встречные поздравляли нас с Новым годом, и мы кивали в ответ.

На тротуаре перед зданием с вывеской «Бюро путешествий» стоял обгоревший автомобиль, в котором играли дети. Крыши у него не было. Опорные скосы, искривленные, с облупленным или запекшимся лаком, грозно торчали вверх.

На углу нашей улицы навзрыд плакала молодая женщина. Грим размазался по ее лицу. Прислонившись к стене, она постукивала себя сумочкой по сапогам. На полных щеках блестели крошечные золотые звездочки и алые полумесяцы, меж которых сползали слезы. Рядом стоял коренастый мужчина с боксерским, приплюснутым носом и смотрел на улицу с видом глубокого отвращения. Они громко переругивались, не глядя друг на друга. Женщина обзывала мужчину поганцем, а тот грозил ей набить морду.

Проходя мимо, Генри поздравил их с Новым годом, мужчина без всякого выражения ответил:

— Ладно, шагай дальше.

У своего подъезда мы обернулись. Они все еще стояли на углу.

Вечером пришли дядя Пауль и тетя Герда, а еще позднее — сестра с Хиннером. Мы довольно много выпили, отец спорил с дядей, который все время подшучивал над отцом. Хиннеру захотелось поговорить со мной наедине.

Мы прошли в кухню. Хиннер молчал, и тогда я спросила, чего ему от меня нужно. Наконец он спросил, неужели я возненавидела сестру. Я успокоила его. По словам Хиннера, сестра чувствовала себя виноватой и несчастной. Он уговаривал меня сделать какой-нибудь шаг к примирению. Со смущенной улыбкой Хиннер проговорил, что когда-то я любила его и мои родители относились к нему неплохо, поэтому мы не должны бы возражать против того, что он сошелся с моей сестрой. Мы будем в восторге, чуть было не вырвалось у меня, но я вовремя спохватилась. Разве он так уж переменился? — спросил Хиннер. Когда мы вернулись в комнату, сестра взглянула на меня так пристыженно, что у меня кольнуло сердце. Я улыбнулась, и она облегченно вздохнула. Часов в одиннадцать сестра и Хиннер попрощались. Они хотели зайти еще к каким-то знакомым.

В полночь мы чокнулись бокалами с шампанским, дядя расцеловал меня и мать. Тетя Герда потребовала, чтобы Генри ее тоже поцеловал, он смущенно подчинился, и тетя Герда была ужасно довольна. Потом Генри поджигал на балконе ракеты и петарды, которые привез из Берлина. Наверно, он истратил на них кучу денег и теперь с непонятным мне мальчишеским азартом запускал одну ракету за другой.

Мать заснула на софе и тихо сопела. Примерно в час ночи я разбудила ее и отвела в спальню. Мать сердито уверяла, будто вовсе не спала, однако послушно пошла со мной. Потом легла спать и я. Через некоторое время пришел Генри. Я слышала его уже сквозь сон. Он лег рядом и начал гладить меня. Я пробормотала, что очень устала и уже сплю. Генри заворчал, но отодвинулся.

На следующий день мы завтракали поздно. После завтрака поехали в Берлин. Генри подначивал меня ехать наперегонки. Он то обгонял меня на своей машине, то отставал. Но я не поддалась на его уловки.

В моем почтовом ящике лежали поздравительные открытки и письмо от Шарлотты Крамер, которая приглашала отпраздновать Новый год у нее.