Андрей Шляхов - Доктор Данилов в ковидной больнице

Вообще-то хотелось послать Пульхитудова по самому известному на Руси адресу и добавить к этому: «делал так, делаю так и буду так делать». Но жизнь научила Данилова сдержанности. Да и надоевшую тему трубочек хотелось закрыть поскорее.

– Посмотрим, – уклончиво сказал Пульхитудов. – Сейчас меня больше интересует ситуация с наркотическими и сильнодействующими препаратами, сложившаяся в вашем отделении. Вы в курсе, что у вас этого добра расходуется примерно на сорок процентов больше, чем во втором и третьем отделениях? И это при том, что коек везде одинаковое количество и загружены они примерно одинаково. Как вы это объясните?

– Ну я никогда над этим не задумывался, – честно признался Данилов. – Могу предположить, что причина в пациентах. Наше отделение – это бывшая общая реанимация, второе – бывшая кардиологическая, а третья – бывшая неврологическая. Везде своя специфика, свои установки и свои взгляды. Коронавирусные пневмонии больше подходят… то есть не подходят, а соответствуют общереанимационному профилю. Условно, конечно, но так считается. Поэтому, по возможности, самые тяжелые пациенты госпитализируются в наше отделение. А на тяжелых пациентов этого, как вы выразились, добра, расходуется больше.

– В других отделениях, значит, пневмонии лечить не умеют. Хм! Интересно.

– Я этого не говорил.

– Но смысл примерно таков!

– Может, нам лучше диктофон включить? – предложил Данилов, – доставая из кармана халата мобильник. – А то как-то странно разговор идет, Вениамин Альфредович.

– Понадобится – и под запись поговорим, – Пульхитудов сделал ударение на первом слове. – А пока не надо. Впрочем, если вы хотите вести запись, я не возражаю. Мне скрывать нечего.

«В отличие от вас», досказал он взглядом.

Данилов молча убрал мобильный обратно в карман.

– Смотрите, что получается, – продолжил Пульхитудов. – Вы говорите, что к вам кладут более тяжелых пациентов, но при этом летальность у вас в отделении самая низкая. Нелогично как-то получается, Владимир Александрович. Больные тяжелее, а летальность ниже. Как вы это объясните?

– Стараемся, – ответил Данилов, прекрасно понимая, к чему ведет Пульхитудов.

– Хорошо стараетесь, – в голосе Пульхитудова зазвучала ирония. – Только вот выше головы не прыгнешь, верно. Как ни старайся, а если человек всерьез собрался помирать, этому помешать невозможно.

– Я придерживаюсь другого мнения по этому вопросу, – ответил Данилов. – Если не секрет, Вениамин Альфредович, какова ваша основная медицинская специальность?

– Социальная гигиена и организация здравоохранения, – с достоинством сказал Пульхитудов. – А что?

– Ничего, – улыбнулся Данилов. – Просто полюбопытствовал. Люблю понимать, с кем разговариваю.

– А вот этого не надо! – раздраженно сказал Пульхитудов. – То, что я – организатор здравоохранения, не означает, что я не разбираюсь в тонкостях реаниматологии!

– Я этого не говорил.

– Но намекнули!

Данилов молча пожал плечами – думай, что хочешь, мне все равно.

– Ладно, оставим пока летальность и поговорим о вашем графике работы, Владимир Александрович. Вы должны работать по восемь часов в день, как заведующий отделением. Но, насколько мне известно, вы ежедневно, включая и выходные дни, отрабатываете двенадцатичасовую смену. Я не говорю сейчас о нарушении трудового законодательства, потому что в такой ответственный период перерабатываем все мы…

«Только вот перерабатываем мы по-разному, – подумал Данилов. – Одни в Зоне пашут до обмороков, а другие в кабинетах беседы задушевные ведут».

Обмороки среди сотрудников стали одной из отличительных черт нового коронавирусного времени. Стоит человек около пациента, делом занимается, и вдруг падает на пол. Или со стула валится – сам в одну сторону, а стул в другую. Причем чаще падали те, кто моложе и крепче – вот такой парадокс.

– …Меня интересует другое. Вот вы пришли с утра, поработали в зале шесть часов, осмотрели всех пациентов, дали указания, проконтролировали работу ваших сотрудников и все такое. Затем вы в зеленой зоне делаете административную работу. Но почему в восемь вечера вы снова идете в зал? Или меня неправильно информировали, Владимир Александрович?

– Информировали вас правильно, Вениамин Альфредович. Практически ежедневно я вечерами торчу в Зоне. Причин тому три. Первое – работы сейчас много и лишние руки всегда найдут себе занятие. Второе – к вечеру ситуация в отделении заметно изменяется. Поступают новые пациенты, все они тяжелые и сложные, требующие внимания, других в реанимацию не привозят. Мне спокойнее осмотреть их вечером, чем откладывать знакомство до утра. Утром же еще больше новичков будет, за ночь кого-то привезут. И третье – ну а чем мне заниматься в нынешнее время, кроме работы? Да и вообще мне без работы скучно, тем более, что я в гостинице живу, а не дома.