Андрей Шляхов - Доктор Данилов в ковидной больнице

Не сегодня!

Бывали дни невеселые, когда Данилов ненавидел себя, медицину, себя в медицине и медицину в себе. В такие дни хотелось играть на скрипке и думать о том, что напрасно, наверное, в свое время не пошел по музыкальной стезе. Но скрипка осталась дома, да и где бы он смог сейчас музицировать? В кабинете невозможно и несообразно, а в гостинице и без его музыки слуховых раздражителей хватает – кто спит, а кто любится. И вообще – нефиг расслабляться и думать о том, как могла бы сложиться жизнь, если бы все сложилось иначе. Фарш невозможно провернуть назад и мясо из котлет не восстановишь. Ешьте скорее свои котлеты, Владимир Александрович, и ступайте работать!

Елена угадывала настроение мужа даже на расстоянии, по изображению на экране, несмотря на то, что Данилов перед началом каждой онлайновой встречи старался придавать лицу бодро-жизнерадостное выражение. Но, видимо, плохо старался, потому что сразу после обмена приветственными фразами, Елена участливо спрашивала:

– Опять?

– Опять, – сухо отвечал Данилов и спешил сменить тему, благо поговорить всегда было о чем.

К домашним новостям добавлялись новости от сына Никиты, который формально приходился Данилову пасынком, и рабочие скоропомощные новости Елены. Скоропомощной жизнью Данилов интересовался постоянно – первая любовь никогда не ржавеет. Правда мысли все равно продолжали вертеться вокруг этого проклятого «опять». Данилов снова и снова прокручивал в уме каждое свое действие и пытался понять, допустил ли он какую-то ошибку…

С ковидными пациентами работать было гораздо труднее, чем с какими-то иными. Труднее как физически, так и морально. «Сюрпризы» сыпались на каждом шагу, болезнь пока еще оставалась во многом непонятной, и сами пациенты производили угнетающее впечатление. Именно что угнетающее и это с учетом того, что Данилов многое повидал и одно время считал, что его ничем удивить невозможно. Поначалу, в первые дни работы в Зоне, он не понимал, что его так угнетает, списывал все на непривычные условия работы. Потом дошло, что дело не в условиях работы, а в особенностях короновирусной пневмонии. Вроде бы уже и порадовался за пациента – вытянули все-таки! – а пациент возьми и умри. От этого возникали ощущения обреченности и бессилия. Данилов привык к другому – если уж он твердо говорил Смерти «не сегодня!», то Смерть отступала, понимая, что здесь и сейчас ей ничего не светит. В Зоне Смерть вела себя иначе – отступала на шаг и вдруг с размаху ударяла косой, да так ударяла, что ничего с этим нельзя было поделать. Неэффективность реанимационного пособия была другой угнетающей особенностью коронавирусных пневмоний. Нормальных врачей эта неэффективность побуждала относиться к пациентам с утроенным вниманием (хотя, казалось, больше внимания уделять уже невозможно), а дураков расхолаживала. Впрочем, дураки всегда работают спустя рукава и ищут любой повод для того, чтобы оправдать свою нерадивость.

Доктор Каренин, бывший заведующий приемным отделением, которого разжаловали в рядовые врачи именно за нерадивость, сказал однажды Данилову, пытавшемуся вернуть к жизни очередного «уходящего» пациента:

– Давайте заканчивать, все равно ничего не выйдет.

Хорош ассистент – вместо того, чтобы помогать и подбадривать, советует бросить реанимацию через пять минут после начала как заведомо бесперспективное дело!

– Работай, …! – сказал Данилов, никогда не позволявший себе обращения к подчиненным на «ты» в рабочей обстановке. – … … …!

– Ой, как хорошо Владимир Александрович русским языком владеет! – громко, на весь зал, восхитилась доктор Мальцева, ставившая «подключичку» [8] Подключичный катетер. переведенному из второго отделения мужчине. – А я-то думала, что я одна такая словесница на все отделение.

В другом случае Данилов непременно извинился бы перед сотрудником за «тыканье» и «матерную» брань, причем сделал бы это публично, но перед Карениным он извиняться принципиально не стал, потому что есть поступки, точнее – проступки, на которые иначе и не отреагируешь. Да и Каренин повел себя единственно правильным образом, сделал вид, что ничего особенного не произошло. Многие врачи, когда что-то у них не ладится, энергичные слова употребляют. Та же доктор Мальцева такие затейливые конструкции выдает, что хоть записывай и в Институт русского языка отправляй. Почему заведующий отделением должен быть исключением из этого правила?